Ночью стылый ветер расчищает небо и Майберг накрывает свет полной луны. Пауль просыпается от холодных свинцовых лучей, простреливающих комнату Франки навылет, от окна к подушке, вот черт, только ведь заснул! Он приоткрывает один глаз и тут же зажмуривается — словно пробочник вворачивают, проклятая луна, прямо какие-то «лучи смерти»! Прикрывает глаза ладонью. Снова пытается посмотреть из-под руки, вот, уже лучше. Прямо перед носом — голое плечо Франки, худое, но красивое. Живописное. Франка спит на боку, волосы закрыли лицо, но Пауль его прекрасно помнит, прелестное лицо, очень милое. Майне либе Франка. Что она тут вытворяла! Пауль думал, что умрет — от стыда, от смеха, от усталости, от удовольствия… Он такое узнал за эти несколько часов неустанной возни, столько нового, на вид и на ощупь. Кое-чего привычного для него, Пауля, конечно, не хватало, зато много чего необычного и интересного было в избытке. Понятное дело, было сложно. Когда было совсем сложно, Пауль просто закрывал глаза и представлял себе… э-э… ну, скажем — что хотел. Но Франка — молодчина, она как с цепи сорвалась! Попутно она рассказала ему всю свою жизнь в этом санатории, только представить — полсотни мужчин и все голые, это же рай божий на земле! Так странно было слушать про ее кавалеров! Пауль то и дело представлял себя на месте Франки, а что бы сделал он, а что бы он ответил, потом мысленно менял сторону — а как бы он соблазнил Франку, так сделал или вот эдак? И что особенно хорошо — можно было тут же попробовать все на деле.
Слышно, как Франка сопит в подушку, очень уютный звук. Глаза уже попривыкли к свету луны, Пауль приподымается на локте и смотрит на Франку, ей было жарко и она скинула одеяло на пол — луна освещает только голову и плечи, рыжие волосы сияют, ниже все в полутьме, спина, бедра, ноги. Очень симпатичные ноги, вон как раскинулись. Поверх бедра виден шкаф, столик и стул, на стуле навалена горой одежда. Нет, это не одежда, это кто-то сидит. Вот черт! Там, действительно, кто-то сидит!
— С пробуждением вас, господин Штайн, — говорит темная фигура в кресле. Голос вкрадчивый, вежливый, но с самомнением. Дворецкий, знающий о своих господах некую позорную тайну.
Пауль не испуган, он только заинтересован. Страхи остались в прошлом, удивительно, но эти четыре-пять часов, проведенные с Франкой, сильно изменили его, он теперь смелее смотрит жизни в глаза, он стал мужественнее. Он, конечно, и раньше не был слабаком. Или был? Кто плакал, потеряв Кристиана? А кто такой Кристиан? Кому он нужен? Только не Паулю. Старому Паулю он был нужен, Паулю сегодняшнему — нет. Ну, почти нет.
— Спасибо, — зевнув, отвечает Пауль. — А который теперь час?
Слышно, как сидящий щелкает кнопкой карманных часов, репетир отбивает четверти и часы — половина второго.
— Удивительно, что вы не спрашиваете, кто я такой, и что я здесь делаю.
— Ага, — соглашается Пауль, почесываясь.
— Так спросите, — похоже, фигура начинает раздражаться.
— Ну? — говорит Пауль, прикрывая Франку своим одеялом.
— Я вам отвечу. Я, с позволения так выразиться, отрицательная галлюцинация.
— Вот как? — Пауль хмыкает. — И это дает вам право заходить в чужие комнаты?
— Хо-хо! Мои права, как галлюцинации, вообще неограниченны. Я могу все — входить куда хочу, брать все, что захочу, всем пользоваться, нигде не платить, читать секретные письма, уринировать в церкви, оскорблять в лицо Кайзера. Я могу все, действительно все! Моя свобода — полная и необъятная. Ведь я — отрицательная галлюцинация, негативное привидение. Понимаете? Привидение — это тот, кого нет, но кого все видят. Отрицательное привидение — это тот, кто есть, кто существует во плоти, но которого не видит никто. Человек-невидимка, говоря вульгарно.
Пауль уже догадался, кто этот ночной посетитель — это призрак прежнего начальника геодезического отдела, Андреаса Вайдемана, которого из запертой комнаты унесли черти. Он так и сообщает Вайдеману.
— Нет, вы не понимаете! — возражает тот, наклоняясь вперед и опять повышая голос. Как бы не проснулась Франка, беспокоится Пауль, он подносит пальцы к губам, тише, пожалуйста!
— Вы не понимаете, — продолжает Вайдеман уже спокойнее. — Я не призрак, не какая-нибудь тень отца Гамлета, я реален, меня можно пощупать и убедиться, что я существую. Не каждому, разумеется — я не всем позволяю себя щупать. Но я реален. В доказательство — я закурю.
Он чиркает спичкой и в свете огненных брызг Пауль видит его лицо — пухлое, бритое, блестящее от пота или жира, какое-то одутловатое, нездоровое. Маленький нос, клочковатые брови, залысины. Он нисколько не похож на призрака, обыкновенный человек. Вайдеман закуривает сигаретку, бросает спичку на пол и тушит ее ногой. Становится еще темнее, чем раньше, повисает запах сгоревшей серы и табака.