Землемер

Конечно, Вайдеману говорить такое нельзя. Пусть он и дальше думает, что Пауль с нетерпением ждет его циркового представления — исчезновения войны по мановению волшебной палочки. Вайдеман, к сожалению, необходим. Хотя бы для того, чтобы выполнять за Пауля расчетные работы. Придется, разумеется, благодарить и кланяться, и пытаться быть полезным. Вайдеман интересуется некоей вещью, которая содержится в охраняемом помещении, куда ему входа нет. А Пауль может эту вещь украсть. Отлично, он украдет желаемое, но не сразу, совсем не сразу. Только когда закончит свои собственные дела в деревне Майберг. И то не обязательно. В конце концов, Пауль ведь не нанимался таскать Вайдеману печеные каштаны из огня. Вайдеман — шантажист, но и у него тоже найдется мягкое брюшко, как у колючего ежика.

Сейчас господин шантажист поспешает к воздухоплавательному ангару, стараясь не наступить на ботиночные шнурки, одетый только в засаленное пальто, даже без брюк. Спаситель человечества! Это же смешно. А Пауль должен стирать ему кальсоны. Секретный агент на службе республики. Тоже весело. Компания подобралась — обхохочешься.

Пауль сплевывает на землю и вздыхает. Пора идти назад, искать дверь на волю. Хорошо, что луна светит, словно прожектор — в темноте было бы гораздо неуютнее. Да где же эта калитка, господи боже! Или Пауль опять пошел неверной дорогой? Теперь какие-то домики вокруг, тропинка исчезла, сменилась брусчаткой, куда это его занесло? Беленые стены, окна наглухо закрыты ставнями и ни одной двери не видно! Последнее не так уж и плохо, меньше риска столкнуться с кем-нибудь.

Вот как сейчас, ну, конечно! Завернув за угол, Пауль буквально натыкается на Феликса Эберта, курящего под газовым фонарем. Пауль неловко пытается спрятать узел с бельем за спину, но Феликс, пребывающий, очевидно, в мечтательном состоянии, даже не смотрит в его сторону. Глаза Эберта подняты к Луне, словно ночная сигарета настроила его на романтический лад. Тем не менее, Пауля он, все же, заметил.

— А, это вы, Людвиг!.. Вы помните знаменитое выражение Эммануэля Канта? Две вещи наполняют меня священным трепетом, это звездное небо над землей и… э… императорская власть на земле. То есть, в Берлине. Когда наш непревзойденный философус говорил о моральном законе, он, наверняка уж, имел в виду институт монархии… Сигарету?

— Добрый вечер, — говорит Пауль.

— Добрый вечер, Людвиг. — кротко соглашается Феликс. — Тоже принесли священные дары?

— Простите?

— Расчеты. Я имею в виду свежие расчеты. Я принес нашему Ваалу таблицы сходимости, а что у вас?

— Н-ничего…

Боже мой, неужели уже нужно сдавать расчеты?! Вайдеман ведь говорил, что не раньше четырех часов дня!..

— Вам везет, Людвиг, а вот меня подняли среди ночи требованием жертвы. Мне был Голос по телефону и сказал Он: Приидите ко Мне и поклонитеся Мне. Я хочу обонять сладкий запах жареного агнца в виде таблиц сходимости, и причем — немедленно. А не то нашлю Я на вас восьмую казнь египетскую, а именно — отправку с маршевой ротой на фронт. Как было не подчиниться… Между нами, Людвиг, я совсем не уверен, что таблицы так уж необходимы посреди ночи. Насколько я слышал, там только закончили продувку основных каскадов и даже еще не начинали разворачивать архивы. Просто им скучно бодрствовать в одиночку. Ну что? Пора идти. Вы точно не хотите сигарету?

— Спасибо, нет.

— Тогда, может, проводите меня? Увидите, как у нас дело поставлено. Тут недалеко. Или вы спешите? Я вижу, вам выдали мундир? Что же вы его так увязали? Ведь все будет мятое.

— Э… это не мой мундир, это… п-прежнего геодезиста. Вайдемана. Его надо постирать и вообще…

— Вот это погубит империю, Людвиг, вся эта бюрократическая безответственность. Вам должны были выдать мундир, ага, хорошо задумано, но плохо выполнено: вы получаете не новую форму, а бывшую в носке, должны ее сами стирать и, наверняка, ушивать, поскольку Вайдеман был потолще в талии. Можете ли вы в это время выполнять свою основную работу? Денщика у вас нет, но это никого не волнует. Вот увидите, и по вашу душу в свое время раздастся голос, который потребует немедленной жертвы, под угрозой распятия на пушечном лафете, и никого не будет интересовать, есть ли на вас мундир и не широк ли он в поясе. В одном вам, конечно, повезло, Людвиг — здесь у нас не особенно требуют ношения воинской формы, раньше требовали, а теперь нет, после того случая с рядовым Кирхенгесснером. Знаете, что с ним случилось? Рассказать?

— Да, пожалуйста.

— Очень поучительная история. Я ее вам с удовольствием поведаю, если вы меня проводите.

— Ну, хорошо, извольте.