Землемер

— И, наконец, — заключает полковник, — за каким чертом ему, будь он даже трижды французским шпионом, убивать майора Райхарта?! Что это дает? Это же не диверсия. Убийство, причем, такое неприкрытое, только переполошит всех. Райхарта мог убить и кто-нибудь другой. Ведь он, к сожалению, не пользовался уважением коллег. Это, конечно, еще не повод, но… Штайн может быть совершенно ни при чем. А кто убил техников в подвале, а? Тоже Штайн? Тогда он был еще в своей группе, в Любеке, далеко отсюда. Нет, тут что-то не сходится. Допросить его, конечно, надо обязательно, проверить тщательно его бумаги, изолировать, как я уже сказал, но сообщать пока никому не будем.

Полковник, разумеется, говорит не с поручиком Эбертом, он просто размышляет вслух, Феликс это прекрасно понимает, поэтому помалкивает и со своим мнением не суется. В раздумье полковник ходит взад и вперед по кабинету, словно медведь из зоосада, меряющий шагами свою клетку, Феликс не сводит с него глаз, безукоризненно делая равнение на право и равнение на лево попеременно. Он уже успокоился и теперь больше не переживает за свою судьбу, ему опять удалось выкрутиться.

— Значит, решено, — отрезает полковник. Он выглядывает в ординарскую, слышно как там с грохотом вскакивают.

— Сообщения? — мрачно интересуется он.

— Никак нет!

— Будьте на телефоне, — говорит полковник, снова закрывая обитую красным дерматином дверь кабинета.

Ординарец выдыхает воздух, садится, ждет минуту. Затем, стараясь не шуметь, опять выдвигает ящик стола, совсем, на первый взгляд, пустой. Из глубины ящика ординарец достает засаленную колоду карт с порнографическими картинками и начинает раскладывать на фанерном донышке очередной бесконечный пасьянс. Еще немного погодя из кабинета Зайденшпиннера неслышными кошачьими шагами выходит Вайдеман, жуя яблоко. Он огибает стол и, через покатое плечо ординарца, заглядывает ему в карты.

— Не сойдется, — предрекает он после минутного раздумья.

— Не сойдется, — как эхо повторяет ординарец. Он собирает карты в стопку и перехватывает ее резинкой, затем запирает ящик. Вайдеман пожимает плечами и проходит дальше по коридору, до сортира, несколько раз дергает за дверную ручку, так, что фанерная дверь вся трясется, затем нетерпеливо стучит.

— Кругом, марш! — раздается с той стороны голос майора Зайденшпиннера.

Вайдеман раздраженно пинает дверь и отправляется во двор блока, отлить. Посреди двора стоит штабной автомобиль, который час назад привез сюда полковника, шофер машины меланхолично курит, прислонившись к стойке ворот, бездумно глядя вдаль, в конец улицы. Вайдеман, кряхтя и расстегивая на ходу пуговицы, подходит к машине и, словно собака, орошает ее переднее колесо, посмеиваясь и поглядывая на обернувшегося лишь на секунду шофера. Затем он задерживает дыхание, напрягает мышцы живота и издает громкий треск. Шофер снова бросает взгляд в сторону своего авто, затем задумчиво подходит, открывает и вновь захлопывает дверку салона, недоуменно качает головой. Потом снимает крышку с мотора и начинает копаться в сияющих хромом автомобильных потрохах. Вайдеман, уже застегнувшись, ботинком загребает сырой песок в образовавшуюся у колеса лужу и, не спеша, возвращается назад в помещение.

Задержись он еще на минуту, он стал бы свидетелем интересной сцены — ареста поручика Штайна по подозрению в государственной измене и в убийстве старшего по званию офицера.

Десять минут назад Пауль, вспомнив, что к четырем пополудни должен, хочет он того или нет, принести Вайдеману его выстиранную одежду, отправился выручать у школьного учителя забытый под вешалкой узел. Утолив голод ветчиной и получив от Франки на дорогу полчашки горького, но бодрящего кофе — а тут надо сказать, что Франка нашла в ящике учительской кафедры жестяной кофейник со вчерашними остатками и спиртовку — так вот, подкрепленный всем этим и вспоминая франкины поцелуи, Пауль в прекрасном настроении шел по «Улице Молодых Дарований», стараясь не пропустить в тумане поворот на Шваненгассе. Он успел пройти только метров двести, не более, как заметил впереди, в молочном сумраке, какое-то движение — через мгновение дымка заколебалась, расступилась и на перекресток, словно Афродита из пены, вышел коренастый пехотинец с манлихеровкой наперевес. Заметив вмиг затормозившего Пауля, солдатик засуетился, стал махать свободной рукой кому-то, еще не видному за углом, и что-то кричать. Потом упал на одно колено и принялся дергать затвор, изготавливаясь стрелять.

Пауль не стал ждать, ему вполне хватило увиденного. Он, секунды не раздумывая, прыжком развернулся на месте, словно очкарик Ллойд в комической фильме, и зайцем помчался назад по улице, мимо школы, с ничего не подозревающей Франкой внутри, через перекресток, один, другой, хаотически сворачивая в любой попадающиеся проулки в надежде запутать погоню, дальше и дальше, перепрыгивая низенькие заборчики и кулем переваливаясь через загородки повыше, прочь, не разбирая дороги, в панике, без единой мысли в голове, подчиняясь лишь животному инстинкту — убежать, спрятаться, забиться в нору.