Землепроходцы

Атласов, отпуская Ому на переговоры, говорил с ним так, словно Камчатка уже хорошо разведана каза­ками. Он дал понять князцу, что приглашает в этот поход из чисто дружественных чувств, что действий прежнего приказчика не одобряет и обещает возме­стить юкагирам отнятое у них имущество из государе­вой подарочной казны бисером и ножами. В случае успеха переговоров Атласов готов был выпустить Ому из аманатов и взять с собой на Камчатку, дабы он, как великий охотник, мог добыть столько шкурок, сколь позволит ему его известное всей тундре искусство, а как великий воин — охранять могучей рукой охотников от нападения неприятеля, если он объявится и попы­тается помешать мирной охоте.

Ома не подвел. Ему удалось уговорить князца Кан­мамутеева распустить воинов и закончить всю эту зава­рушку к обоюдному удовлетворению сторон. Ома скоро явился в зимовье с шестьюдесятью охотниками, молодцами на подбор, сухощавыми, жилистыми, на­литыми силой, стремительными, как ветер.

Атласов, узнав о том, что переговоры между Омой и Канмамутеевым идут успешно, уже готовился к вы­ступлению. Ни одного лишнего дня не хотел он задер­живаться в Анадырском и велел сиповщикам трубить выступление на другой же день после прихода Омы.

— Ты сам сатана! — восхищенно говорил на про­щанье Атласову Морозко. — Хватка у тебя, что у са­мого Ермака Тимофеевича. Иди с богом! Верю я в твою удачу!

— Лука, можешь проклясть меня, но беру я из кре­пости шестьдесят казаков.

— Большая опасность в том, — вздохнул больной Морозко. — Стало быть, в остроге остаются полтора десятка тех, кто ходил со мной в последний поход. Од­нако противиться я не стану. Оставил я у коряков в Алюторской земле Сидора Бычана с двадцатью служи­лыми. Встретишь его там, прикажи, чтобы он поспешил в Анадырское. Нельзя оставлять крепость беззащитной.

— Юкагиры, которые идут со мной, должны пони­мать, что случится с ними, если князец Канмамутеев нарушит слово и нападет на крепость.

— То поступил ты мудро. Юкагиры для тебя и слу­ги, и охрана, и залог сохранности крепости. Прощай, сынок. Дай обниму тебя!

В тот же день Атласов выступил из укрепления. Явившийся через неделю на смену Атласову при­казчик, посланный якутским воеводой, пришел в ужас: крепость совсем оголена! А узнав о том, что неподале­ку от укрепления бродят крупные отряды чукотских во­инов, что и в юкагирских родах смута еще не совсем улеглась, приказчик и вовсе обезумел. Не слушая уве­щеваний Луки Морозки, он кинулся в погоню за Атла­совым, чтобы вернуть хотя бы часть казаков.

Атласова он не догнал и возвращался на Анадырь, обмирая от страха, ожидая увидеть на месте укрепле­ния одно пепелище. Однако в крепости уже был Сидор Бычан со своими казаками. Только тут приказчик вздохнул с некоторым облегчением.

Глава вторая. Достижение Камчатки.

Темно в тюремной келье, хотя солнце уже стоит вы­соко. Сквозь узкую прорезь забранного железными прутьями окна свет едва сочится.

Щипицын, кутая плечи в драный зипун и стуча зу­бами от холода, продолжает вышагивать от оконца до двери в ожидании сторожа, который все не появляется. Атласову хотелось бы поговорить с ним о Камчатке, но тот, пожалуй, только окрысится. Разве поймет он чув­ства, переполнявшие грудь Атласова, ту бурю душевно­го взлета, которая помогла ему преодолеть все препят­ствия и вывести своих казаков в долину заветной реки?

Если бы был сейчас здесь Потап Серюков или пле­мянник Василий, сын старшего брата Ивана, о! Тогда им было бы о чем поговорить, что вспомнить. Но Потап погиб на Камчатке, а Василий сейчас где-то на дальней службе в Даурии.

«Гей! Гей! Расступись, время! Просветлись, память!»

На сорока оленьих упряжках вынесся отряд Атла­сова из Анадырского декабря 14-го числа 1696 года — пепельный сумрак стоял в небесах, пепельный снег ле­тел из-под полозьев санок день за днем, ибо низкое солнце стоит в это время у самого горизонта, кроясь дымкой даже в полдень, а потом на двадцать часов ис­чезает вовсе, и в тундре царит тьма. Ледяную мертвую пустыню оставляли они позади, двигаясь к югу. С Ана­дыря перешли на Майн, с Майна — на реку Черную, приток Пенжины. Кустики чахлой растительности в пойме Пенжины сменились рощами лиственницы. Здесь они в последний раз видели северное сияние, которое часто раскрашивает павлиньими хвостами не­беса над Анадырем. Чем ближе к устью Пенжины продвигались они, тем гуще обступали их леса. На притоке Пенжины, реке Оклане, впервые уви­дели они рощи могучих, в три обхвата, тополей, кроны которых, казалось, подпирали небеса. Устья Пенжины достигли они всего за неделю. Здесь солнце уже стояло выше, поднимаясь до половины небесного свода. По счастью, пурга ни разу не задержала их в пути, ибо стояли такие морозы, что вороны замерзали на лету. От мороза солнце в небе двоилось и троилось и было багровым, почти цвета крови. Взяв ясак с каменских и таловских коряков, Атласов разделил отряд.