Землепроходцы

Атласов был так обрадован этим чудесным спасени­ем, что даже не стал наказывать изменивших ему юкагиров. Опасаясь за сохранность Анадырского зи­мовья — как стало известно от повинившихся юкаги­ров, на Анадыре был побит отряд торгового человека Афанасия Балушкина, и юкагиры с чукчами уже оса­дили сам острог, — пятидесятник разрешил Почине за­няться промыслом соболя на Палане и Лесной, а в Анадырское отправил Яшку Волокиту вместе с Тугу­лановым, дабы они возвестили тамошним родам, что отряд Атласова цел, юкагиры покорены и в случае ра­зорения зимовья зачинщиков ждет суровая расплата. Впоследствии оказалось, что Атласов поступил пра­вильно. Когда его посланцы явились на Анадырь, чукчи с юкагирами уже готовились в третий раз пойти на приступ казачьего укрепления. И только известие о победе Атласова на Палане предотвратило гибель Анадырского. Нападавшие отступили и запросили мира.

Атласов же со всеми казаками и юкагирами Омы двигался уже к Тигилю. При этом изголодавшиеся во время многомесячной осады казаки приказали следо­вать за ними и злополучному корякскому князцу со всеми его табунами. На стоянках князец, радуясь тому, что казаки простили ему измену, приказывал своим па­стухам резать самых жирных оленей и кормил казаков до отвала. Юкагиры же, как приметил Атласов, дер­жались настороженно и угрюмо. Ома даже позеленел от какой-то кручины. Никто не мог бы объяснить, в чем тут причина. Жидкие обвисшие усы князца, втянутая в плечи голова, несвойственная ему раньше робость го­ворили, как казалось Атласову, о крайнем раскаянии князца, о том, что он себя денно и нощно бичует за измену.

Однако на Тигиле неожиданно для Атласова юкаги­ры совершили попытку тайком покинуть казаков. Такое вероломство и неблагодарность совсем взбесили Атла­сова, и он решил дать юкагирам острастку — всех до одного их выпороли батогами.

И странное дело — после великой порки юкагиры повеселели так, что на них приятно было поглядеть. Они прямо заглядывали в рот Атласову, готовые по од­ному его слову идти в огонь и воду. Только теперь вы­яснилось, что, не получив никакого наказания за свою черную измену, кончившуюся гибелью семерых каза­ков, они решили, что начальник готовит для них страшную кару — такую страшную, что белый свет казал­ся им немил. Порка же показалась им настолько же­ланным наказанием, что они прямо сами лезли под батоги, некоторые даже пытались подставить спину дважды.

Когда смысл всего этого дошел до казаков, они хо­хотали так, что зверье в ужасе разбегалось по тундре, и вместе с казаками хохотали юкагиры, которых уже успели выпороть, и хохотали юкагиры, которых еще по­роли, — и под конец, на вечный мир и дружбу, Атласов велел выставить невесть какими путями сохранивший­ся бочонок вина, который и был осушен под общий хохот.

В последних числах июня 1697 года, оставив позади истоки Тигиля и горные перевалы, казаки вышли на реку Кануч, падающую устьем в заветную реку Кам­чатку.

В устье реки Кануч Атласов велел поставить огром­ный крест в знак присоединения Камчатки к землям Якутского воеводства. На кресте вырезали письмена, гласящие о том, что крест сей поставил пятидесятник Владимир Атласов с товарищами в таком-то году, та­кого-то числа. Казаки палили из пищалей и кидали кверху шапки, осеняли себя крестным знамением и це­ловали землю, плакали, смеялись и падали друг другу в объятия.

На грохот выстрелов сошлись и окружили казаков сотен пять обнаженных по пояс камчадальских воинов. Вели они при этом себя так, словно пред ними предста­ли посланцы самого господа бога. Положив на землю луки из китового уса и копья, они тем самым уверили пришельцев в дружественном к ним отношении.

Дабы показать, что они и в самом деле не лыком шиты, Атласов, почти не целясь, выпалил из пистоля по кружившейся над его головой вороне. Когда ворона упала к его ногам, почтение камчадалов к пришель­цам возросло десятикратно.

Уже вечером, когда казаки сидели за пиршеством в балагане камчадальского князца, коряк, бывший за толмача в разговоре Атласова с князцом, объяснил, что камчадалы считают пришельцев огненными людьми, что пламя, которым Атласов поразил ворону, вылетело-де у него не из дула пистоля, а изо рта. Впрочем, и сам толмач считал, что так оно и есть, что пришельцы способны поразить огненным дыханием все живое окрест.

Зимними жилищами у камчадалов служили огром­ные земляные юрты, в каждой из которых обитало до трех десятков семей. Летом камчадалы переходили жить в крытые корьем балаганы, поставленные на вы­соких столбах, — каждый такой балаган издали похо­дил на городскую башню. У всякой семьи на лето имелся свой балаган. В стойбище князца таких балага­нов казаки насчитали до четырех сотен. Сколь же мно­голюдны были стойбища в долине Камчатки, если на­селение первого встреченного из них равнялось трети населения Якутска!