Земли семи имён

Она закрыла глаза, прислонившись к обитой бархатом стене кареты. Бархат был расшит серебряными лилиями, которые, словно крошечные стальные иглы, посверкивали в отблесках уличных фонарей. Подумав об иглах, Хедвика вновь вспомнила о швее, которой принадлежал шар, оставивший отпечаток на шаре лютника – её шаре! – а затем и о других жизнях, чьи истории оставили на нём свой след.

«Выходит, шар не гибнет со смертью истинного владельца?..» – рассеянно размышляла она, перебирая в голове уже знакомые лица и картины. Теперь, когда она сама впускала их в свои мысли, они больше не толпились, не обрушивались на неё каскадом чужеродных лиц и снов, не заполняли голову голосами, не отсекали её от яви. Теперь они выстраивались стройной цепью воспоминаний, покачивавшейся на ветру, раскалённой от пламени… Среди вороха пёстрых картин она отчётливо различала три судьбы, чьё эхо оказалось заточенным в стеклянный, бездонный океан шара. Да только отнюдь не таким синим был этот океан, каким казался с первого взгляда. Каждая история добавляла своих красок.

Нельзя покрыть всех магов одинаковой лазурью: в ком-то больше серебра и стали, кто-то прозрачен, как янтарь или берилл, кто-то полон алых и золотых искр, кто-то полыхает пурпуром, искрит грозовой чёрной жилой.

Интересно, как выглядит её собственный шар? Наверное, в нём, как и в мыслях, карусель и цветное туманное марево… Ей представились вихри опалового блеска, всплески изумруда, сполохи цвета спелого винограда и спирали серого пламени.

Три судьбы, три голоса… Видение собственного шара вытеснили лица. Первая – русалка с Зелёной Реки. Вторая – швея Золотого Княжества. Третья – алхимик из города. Позади них, с улыбкой на лице, глядели лесная и луговая, были и другие… Кто они, эти сказки Северолесья? Жили ли они, живы ли? Или всё это привиделось, придумалось, как и весь этот день, как весь хоровод дней в Грозогорье? Проснётся – а там пасмурный лес у виноградников и тяжёлые лапы елей у самого окна, протяни руку – достанешь…

Хедвика представила дом так ясно, что, открыв глаза, поверила на миг, будто очутилась в знакомой комнатке. Одёрнула себя: очередная иллюзия… По-прежнему сидела правительница Северолесья в тёмной карете, и по серебряным лилиям скользили отблески фонарей, а экипаж покачивался на мягких рессорах.

Крышу с деревянным стуком задевали вывески пекарен и мастерских, а впереди уже сверкала бесконечная, мощёная, полная скрытой магии площадь Искр. Ещё один поворот – и правительница окажется в том месте, которое вот уже несколько месяцев называла домом…

Хедвика усилием воли стряхнула наваждение сна и подалась вперёд. Карета въехала на площадь и утонула в огнях, в новом весеннем дожде, в колдовстве и блеске. В этот день вместилось слишком многое… А ведь он ещё даже не прожит до конца.

Она сощурилась, вглядываясь сквозь дождь в знакомые силуэты домов и крыш. И нашла, что искала: Грегор уже ждал её, вцепившись в шершавые от слоистой краски перила.

– Исчезла до свету. Ни слуху ни духу. Днём глашатаи трубят о новой правительнице. Вечером являюсь во дворец – а на троне ты. Ушла подмастерьем, вернулась госпожой Грозогорья! Знал, виноградная, что ты не без тайны. Но чтобы так!

– Ох, Грегор, – прошептала она, и все печали, тревоги и новости дня по мановению руки посыпались, словно перезревшие осенние яблоки с мокрой яблони.

– Файф мёртв, – произнесла Хедвика, вглядываясь в лицо мастера. Блики огня старили его. На какую-то секунду матово блеснули два бельма сквозь маску сморщенной ореховой скорлупы. Но вот уже прежний мастер Грегор грубовато и низко спросил:

– Как?..

– Он хотел отнять мой шар.

– Ты убила его?! – воскликнул мастер, и, будь это обычный день, Хедвика поразилась бы волнению всегда сдержанного и сурового, подобно камням, с которыми он работал, мастера. Но день не был обычным, и, словно в противовес мастеру, она холодно и спокойно ответила:

– Нет. Его убили сумеречные воры.

– Что?.. – Грегор сделал шаг назад, наткнулся на стол и опёрся руками о столешницу, будто боялся, что ноги подведут. – Сумеречные убили своего властителя?

– Файф был под моей личиной. Они думали, что он – это я.

– Виноградная, – попросил Грегор, нашаривая стул, опускаясь на него и подвигая ей стеклянную чашку, – расскажи по порядку, милая.

Его лицо сморщилось, съёжилось, нахмурилось. Хедвика порывисто шагнула вперёд и, зажмурившись, произнесла:

– Я попробую, мастер.

Ей казалось, что она держит в руках плетёную корзину, полную крупных, в прожилках и трещинках, камней. Корзина тяжела и тянет к полу, а Хедвика выкладывает камень за камнем. Они выскальзывают из пальцев, жгут ладони, но с каждым камнем, выложенным из корзины, ноша становится легче, и вот она уже может разогнуть спину, выпрямиться в полный рост…