Земля

Бесновались тени, напоминающие отродья дьявольских кукол, Алина бахвалилась, хихикала, я слушал её, ощущая вместо расслабленности назойливую тревогу пополам с тоской. Ей-богу, ну, не предчувствовал же я в самом деле, что после историй о частотах посмертия закономерно следует “гитарный сэмпл”, который вышвырнет меня не только из демоверсии Алининого прошлого, но заодно из квартиры на Ворошилова?

Я, конечно, опасался скандала, но всё же краешком души надеялся, что недавние откровения Алины окончательно сроднили нас и она не станет сразу психовать, а хотя бы выслушает без криков. Тикающего счётчика Мултановского я, честно говоря, не боялся – сам же слышал, как он сказал, что не рассчитывает, что я отдам штраф. С его стороны это была скорее воспитательная мера, которая лучше всяких прочих угроз гарантировала, что, не собрав нужную сумму, я просто сбегу из города. Да я и сам понимал, что лучше бы мне побыстрее уехать. Вопрос лишь, когда именно – сразу или в течение недели.

Алина ещё не вернулась. Я для очистки совести пару раз набрал Капустина, но телефон его упорно молчал. Отыскав в шкафу мою дорожную сумку, я что-то бросил в неё, но потом отложил сборы до грядущего разговора и застрял на час в ноутбуке.

У меня с недавних пор появился новый любимец (подкинул Толик Якушев) – жэжэшное сообщество “Карпет Райз”, остроумно воспевающее уютное мещанство советского ковра: затрапезные пьянки, хоум-эротика – и всё на фоне “Его Ворсейшества”. Я пересылал пару раз “коврики” Алине, но она мой выбор не одобрила.

– Чёт какая-то прыщавая хуйня для дрочеров, – заметила пренебрежительно. – Лучше-ка сюда загляни. Вот уж где макабрище!

Алина на просторах рунета отыскала ресурс, собирающий персональные страницы умерших людей. Сотни ссылок на замершие печальные блоги, которыми она зачитывалась. Алина пыталась и меня на это подсадить, но я не загорелся идеей “нового способа обживания смерти” – так пояснял коротенький и бравурный манифест “Мёртвого Журнала, или Кибер-кладбища будущего”.

Я пробежал его по диагонали – толковый и умеренно заумный. Там говорилось, что, как и реальное кладбище из земли, костей, надгробий, виртуальное кладбище тоже обязано провоцировать посетителей на рефлексию перед лицом вечности, но специфика киберпространства порождает дополнительный парадокс (анонимный автор манифеста называл его фишечкой).

Фишечка заключалась в том, что виртуальный кладбищенский гибрид привносит в киберпространство смерть, но одновременно сохраняет дистанцию с реальным кладбищем. Поскольку основным критерием присутствия в сети является презентация себя как социокультурного “Я-проекта” – интересы, вкусы, человеческое окружение и тому подобное, – то виртуальное кладбище становится местом не только рефлексии, но и эстетической самоидентификации. А на фоне отмирания традиционных кладбищ как мест памяти ещё и возрождает иллюзию на бессмертие хотя бы в форме бесконечного текста:

Режим пост-мортем вводит в новый культурологический контекст непритязательные домашние странички ничем не примечательных сетевых обывателей, а смерть трансформируется, симулируется, как бы проживается в жизни. Так смерти возвращаются утраченные публичность и эстетизм. Кроме этого налаживается интерактив – специфика виртуального кладбища позволяет и поощряет общение посетителей и покойников. Посетитель получает уникальную возможность репрезентировать себя в мёртвую реальность – к примеру, он может оставить на странице комментарий или даже напрямую обратиться к умершему владельцу. При этом не исключается возможность получения ответа с того света, ведь по сути не важно, кто и под каким ником тебе напишет, случайный посетитель или владелец-мертвец.

Дальше уже шла пафосная чушь про надгробия-мониторы, успешно противопоставляющие себя архаической записи на камне, мол, компьютер обрёл наконец надёжность гранита…

Алина, помню, ныла: вот, спёрли её гениальную идею с надгробием-плазмой. Я успокаивал, что манифест имел в виду нечто другое и к реальному кладбищу не подступался – никакого бизнеса, чистая философия.