И всё бы ничего, но ссылки-то вели на реальные страницы угасших от болезней пользователей, которые день за днём, фальшиво бодрясь, информировали окружение о своей прогрессирующей немощи, а однажды просто замолкали: самоубийцы, жертвы несчастных случаев на отдыхе, просто павшие в бытовых городских катаклизмах люди.
Исчезали одинаково – без предупреждения, и лишь сторонний посетитель давал понять, что человека уже нет. Тогда лента полнилась десятками анонимных
Сложно представить, но я действительно ощущал, что все повстречавшиеся мне за последнее время мертвецы – не ровесники своему и моему времени, хоть я каким-то образом и стал невольным свидетелем их кончины. Смерть будто сразу выпиливала их из настоящего и надёжно погружала в безличное прошлое. Но не так было с этими “живыми” страницами. Они разили противоречием. Я видел мертвецов, застывших в прогрессе и в настоящем времени, точно мошки в жидком, сочащемся янтаре. И в этой длящейся непогребённости таилось что-то неправильное, даже кощунственное, но что именно, я не мог объяснить – ни себе, ни Алине.
Чтобы расслабиться, я полистал сначала ленту “Карпет Райз”, потом отважился на несколько комментов: поставил каноническое “ковроугодно” под фотографией полураздетой девчушки на фоне гобелена с медведями, потом удачно ввернул про “жриц чипсов” под пивным застольем трёх красноглазых бабищ. А в заключение вообще выдал экспромт на шерстяное, в геологических свитерах, семейство, потерявшее от пьянства всякий облик: “Блядских уродов союз меховой”, и даже сорвал аплодисменты в ленте.
Шутка, впрочем, была на три четверти Никитина. Он подвозил меня домой после моего боевого крещения в Первой городской, и по радио как раз грянул полуночный гимн. Никита съязвил по поводу нового текста: “Бля, ты слышал, чё они поют?! Блядских народов союз меховой?” – и я мучительно хохотал, трогая языком разбитые губы, солёные от выступившей крови…
Успех воодушевил, я заглянул на собственную страницу
Каждый человек должен быть свободен и иметь не менее трёх рабов. © Аристотель
Вор должен сидеть в тюрьме и иметь не менее трёх пидарасов. © Япончик
А потом пришла Алина, и всё произошло так быстро, что я и не понял, как оказался на улице с сумкой, впопыхах набитой скомканными вещами.
Ситуация вышла из-под контроля на вопросе:
– Тебе что, совершенно похуй, что со мной будет?! – сразу после того, как я описал встречу в “Гробусе”, повешенный на меня долг и подставу Гапона. Про обидное сравнение с пустой бутылкой-приставалой я умолчал, хотя тянуло пожаловаться.
Алина слушала с полнейшим равнодушием. Только бросила:
– Предупреждаю заранее, я никуда отсюда не поеду…
– То есть тебе вообще на меня наплевать? Да? Так?..
Зажав в зубах сигарету, на которой покосился столбик пепла, она положила обе ладони на стол. Ногти у неё были ультракрасного цвета, такие яркие, что казалось, будто пальцы растопырены, как два взрыва, нарисованных ребёнком. Смотрела и молчала.
– Ты просто самая большая эгоистка, которую я встречал… – пробормотал я, разглядывая этот ослепительный маникюр.
Алина, вместе с демоническим смешком, выдохнула из ноздрей драконий дым:
– Знаешь, что сказал Сатана Иисусу в пустыне?
– И что же? – с вызовом спросил я.
– Он сказал: “Ты эгоист!” – и улыбнулась чудовищной улыбкой тотального безразличия.
– Это всё?
– Почти… Сообщи хотя бы уважаемым людям, что ты их кидаешь. Я имею в виду Аркадия Зиновьевича.
– Так это ж он, сука, меня и подставил! – изумился я.
Алина тряхнула головой и уронила на стол сигаретный пепел:
– Это ты меня подставил, мой дорогой. Понял? Я за тебя просила, унижалась…
– Ты хоть кого-нибудь кроме себя любишь? – с нажимом спросил я и точно оказался в неподвижном центре карусели, начавшей медленное кружение вокруг меня. Завертелись мысли, чувства, какие-то гротескные петушиные головы. – Наверное, никого…
В лице, в глазах Алины произошло что-то.
– Вот тут ты неправ, – сказала она по-мужицки рассудительно. – Это я тебя не люблю… А ты почему-то перенёс на всех. Я ведь даже Никиту по-своему любила. А с тобой, – она вздохнула, развела руками, – как-то не получилось. Поэтому, может, даже лучше, что ты уедешь…
Что-то задрожало в голове, в сердце. Дыхание стало ватное, будто мягко подломились внутрь рёбра:
– Ну, давай, звони Никите, – голос предательски задребезжал. – Проси прощения, может, вернётся…
– А я уже звонила, – просто сказала Алина. – Но спасибо за совет.