Земля

С улицы прозвучал глуховатый, как выстрел, хлопо́к. По стёклам “майбаха” сыпануло полупрозрачными льдинками. Это обиженный пьянчуга, отойдя метров на пятнадцать, вдруг развернулся и, как панфиловец, швырнул в нас чекушкой. По чистой случайности попал не в машину, а в фонарный столб, так что до нас долетели только бутылочные осколки.

– Вот же сука, а! – подпрыгнул в кресле Глеб Вадимович. – Блять, вы видели? – Он дёрнулся к бардачку. Там, поверх бумаг и папок, валялся тупоносый четырёхствольный пистолетик.

– Глеб Вадимович, успокойтесь, – Денис Борисович перехватил его руку. – Вы сами аборигена обидели, а теперь ещё недовольны. Он же не попал, в конце концов!

– Да стерилизовать этих тварей надо! – бесновался Глеб Вадимович, но вылезать из машины не спешил. Смешной пистолетик в его кулаке больше напоминал игрушку.

– Он у вас что, присосками стреляет? – не удержался я.

– Это “Оса”! – оскорбился Глеб Вадимович. – Травматический. Или вы хотели, чтоб я из кольта боевыми палить начал?!

В дверное стекло ударил и рассыпался крошевом твёрдый ком снега.

Круглые глаза Глеба Вадимовича воинственно сверкнули.

– Владимир, вы же охранником были у Аркадия Зиновьевича? Не в службу, а в дружбу, окажите услугу! Въебите, – он потыкал рыльцем пистолетика, – пожалуйста, представителю загорской фауны в бубен! Если можно, с ноги! Так, чтоб он неделю, сука, отлёживался!..

Что-то ухнуло у меня в груди. Лицо помимо воли приняло ехидное выражение.

– Я б с радостью, Глеб Вадимович, – сказал. – Только что это получается? Вы меня просите вдарить кому-то там с ноги, а для меня нет даже места на курсах.

Денис Борисович отозвался одобрительным смешком:

– Вот так, Глеб Вадимович. Не плюйте в колодец! А лучше дайте-ка Владимиру свою визитку. И думайте, как побыстрее уладить вопрос с его зачислением. Уверен, он наверстает упущенное.

– А с общежитием что? – сопротивлялся Глеб Вадимович. – Мест нет…

– Да не нужно, – успокоил я. – У меня в Москве мать проживает. Есть где остановиться.

Мужик, методично пиная ботинком сугроб, отколол, наконец, ледяной булыжник размером с лошадиный череп.

– Глеб Вадимович, абориген уже целую глыбу отколупал! Не тяните со сделкой, иначе машине не поздоровится! – весело торопил Денис Борисович. – Кстати, как ваша фамилия, Володя? Аркадий Зиновьевич говорил, но я подзабыл…

– Кротышев.

– А отчество?

– Сергеевич.

– Ну-с, коллега Кротышев, Владимир Сергеевич, надеюсь, завтра к полудню всё решится. Наберёте Глеба Вадимовича, он вас проинструктирует…

“Суркин” – значилось на визитке Глеба Вадимовича. Она тоже была чёрной, с серебристыми буквами КПП и логотипом, похожим на греческую амфору. Только материал попроще – обычный картон, без кожаного “эффекта”, как у Дениса Борисовича.

Интересно, подумал я, пряча её в карман, дразнили ли Глеба Вадимовича Сурком? И уже второй раз за вечер моё отношение к нему поменялось в лучшую сторону.

– Поздравляю с началом учёбы! – бодро попрощался Денис Борисович. – И до встречи в Москве!

Всё бы хорошо, но безжизненный свет снаружи разрушал иллюзию торжества. Честная мёртвая синева словно бы оттеняла всю нарочитость заранее спланированного спектакля, в котором мы только что подыграли друг другу. Кто бы сомневался, что вопрос моего обучения на курсах был улажен москвичами задолго до того, как я сел в “майбах”…

Вблизи алкаш выглядел ещё несчастней: немолодой, расхристанный, с пучками седой щетины на лице. Курточка на нём была подросткового фасона, на кнопках и со змейками, явно из секонда, а штаны старые, мешковатые. Он то ли не ожидал увидеть меня, то ли действительно донельзя раздухарился от недавней безнаказанности. Я несильно ткнул его растопыренной ладонью в лицо. Он с готовностью потерял равновесие, выронил ледяную каменюку и замедленно повалился – прямо в хлябь.

Я знал, что москвичи сейчас наблюдают за нами. Бить с ноги не стал, просто ухватил его за капюшон. Со стороны это должно было выглядеть как строка из басни: “И в тёмный лес ягнёнка поволок”.

Алкаш оказался на удивление лёгким. Покорно скользил на спине, даже ни разу не выругался. По пути за угол нашлась и обронённая им меховая шапка.

Когда я понял, что нас больше не видно, рывком поднял его на ноги. Отряхнул, нахлобучил сверху ондатру:

– Не хулигань, отец, иди лучше домой…

Он убито молчал. Порывшись, я нашёл мятую сотню и сунул ему в опухшую зябкую руку.

– На тебе компенсацию за моральный ущерб.

В этот момент ожил, задрожал мобильник. Начали приходить смс. Их оказалось много, и они забили память до отказа. А к ним в довесок десятка полтора пропущенных звонков. Все были от Алины – и звонки, и сообщения.

Странно, что дошли они только сейчас. Допустим, в катакомбах “Шубуды” мобильник не ловил сигнал, но ведь потом была обратная дорога. И кто знает, возможно, в “катафалке” у похоронных москвичей было ещё глуше, чем под землёй.

Я прочёл их в обратном порядке.