Земля

– В смысле? – спросил я насторожённо. – Какие изменения?

Денис Борисович продолжал неявно улыбаться:

– А как думаете, что здесь происходило?

– Что? – спросил я, помимо воли цепенея.

– Инициация! Что же ещё?! – и Денис Борисович впервые за наше знакомство открыто засмеялся.

– Тут? – спросил Глеб Вадимович. “Майбах” начал притормаживать.

– Володя, я пошутил! Видели бы вы сейчас себя…

Остановились. Мужик, покупавший что-то в придорожном ларьке, заинтересованно оглянулся на нас.

И вдруг что-то произошло – сдвинулось и резко помрачнело. Это погасли разом фонарь, похожий на обгоревшую спичку, и ближние пятиэтажки. Через несколько секунд они снова зажглись – далёкие окна, фонарь, но свет в них необратимо поменялся – сделался синим, напрочь лишённым всякого жёлтого тепла.

– И что теперь? – спросил я. – Не больно будет умирать?

– Чего захотели! Чтобы не больно было – учиться надо. Люди на это всю жизнь кладут. Погодите-ка, Володя…

Я собирался уже протянуть руку для прощания, но вместо этого захлопнул дверь.

Голос Дениса Борисовича обрёл учительскую строгость:

– Я считаю, что для вас разумнее всего принять предложение Аркадия Зиновьевича. Вы не желаете в бригадиры землекопов. Понимаю. Но есть и другие варианты.

– Заведующий кладбищем? Так кто ж меня возьмёт?!

– Кладбище – самое малое, Володя! Заурядная бюрократическая должность. В настоящий момент функции похоронного служащего необычайно расширились. Если раньше добрая услуга ограничивалась исключительно погребением, то теперь на нас возложена новая, а точнее, хорошо позабытая старая миссия. Для нынешнего общества мысли о смерти – тягость и спам. Чего хочет обыватель? Сервиса! Чтобы всё сделали вместо него!

– По возможности, даже умерли, – добавил Глеб Вадимович.

– Саму же смерть, целиком и без остатка, общество переложило на наши плечи – мол, пусть ею занимаются специально обученные люди, которые получают за это деньги. Так вот… Помимо регламентированной утилизации тела, Володя, мы ду-ма-ем смерть вместо других! И это работа, с которой вы способны управиться. При должном усердии, разумеется. Рыть же могилки и торговать сопутствующим товаром могут многие…

– А зачем её думать?

– Хороший вопрос! – Денис Борисович энергично кивнул. – Давайте забудем всё, что мы тут наболтали за последний час, абстрагируемся, так сказать, от всей философской мишуры. И что мы увидим в сухом остатке? Смерть в современном обществе присутствует как экзистенциальная проблема – “ой, я умру!”, и в качестве рефлекторного действа по поводу смерти ближнего – “как нам побыстрее от него избавиться?”. Из таинства, из события знакового и сакрального смерть превратилась в один большой “упс!”, в конфуз, который нужно побыстрее устранить, вымести из избушки коллективного сознания и быта!

– Отсюда и трансформация в восприятии топоса кладбища, – Глеб Вадимович положил свои маленькие ладони на руль. – Из области памяти оно становится местом забвения.

– В традиционной культурной парадигме смерть была не биологическим фиаско, а инициацией и онтологией. Покойник являл собой концентрат религиозных, семейных, этических и прочих ценностей. Но мы же строили не общество погребения, а потребления и несмертной казни. И в новом мире ценность мёртвого подверглась тотальной девальвации. Смерть в современном представлении – это зрелище, медийная спекуляция или же абсолютное банкротство. Кладбища больше не области памяти, а гарлемы, социально-метафизические гетто. Покойник – это тот, кто проиграл, потому что умер. Перефразируя известный американизм: “Если ты такой умный, отчего такой мёртвый?” В мире по факту не один золотой миллиард, а семь. И сто или больше миллиардов лузеров – те, что покоятся в земле! Раньше смерть была непостижимой необратимостью, загадкой и ужасом, благом и отчаянием…

– Героическим актом, – подхватил Глеб Вадимович. – Все покойники – герои! Можно и чуть иначе сказать. Каждый человек хотя бы раз в жизни совершает героический поступок – умирает!..

Денис Борисович кивнул:

– А теперь смерть потребляют как медиапродукт и максимально игнорируют как социальный институт. А ценности?! Что делать с ними?! Они же гарантия метафизической стабильности общества! В прежние времена государство всегда стремилось держать смерть под своим контролем, а теперь она пущена на самотёк. Ничья смерть, смерть вытесненная…

В этот момент Глеб Вадимович дважды посигналил – первый раз резко, второй протяжно. Денис Борисович, надо отдать ему должное, и бровью не повёл, но замолчал и посмотрел на Глеба Вадимовича с удивлением. Лицо у того сделалось озорное и помолодевшее.

Денис Борисович, общаясь со мной, сидел спиной к событиям снаружи “майбаха”. Я же, пока слушал, наблюдал попутно мужика, что стоял ранее возле киоска. Он по шажку приближался к нам – домашнего разлива, возрастной алкаш. Верхняя одежда на нём была забавно перекручена вбок, меховая шапка чудом удерживалась на затылке, как бескозырка.