В своем роде выдающимся явлением стала болезнь, ибо за все прошлые годы на удивление хорошо себя чувствовали люди. Если по мелочам, то Эзра и еще некоторые на зубы иногда жаловались; Джордж — самый пожилой из них — на боль в суставах, которую он по старинке ревматизмом называл; ну еще случайная царапина могла загноиться. Но самое удивительное, что, кроме двух болезней, исчезли все остальные, и даже о насморке никто не вспоминал. А из этих двух, что остались, одной рано или поздно, но переболели все дети. Очень похожей на корь была эта болезнь — по симптомам несомненно корь — и, не имея под рукой никакого доктора, чтобы точно удостовериться, назвали ее корью. Другая начиналась с болей в горле, но стоило принять таблетку стрептоцида, исчезала быстро, и потому никто не знал, что это за болезнь и как протекает. А поскольку стрептоцида в каждой аптеке хранилось предостаточно, и не портился он от времени, Иш не видел причин заниматься экспериментами и наблюдать, во что болезнь выльется, если не лечить ее.
Почему так мало болезней осталось, для людей вроде Джорджа и Морин всегда чудом было сверхъестественным. Считали они, что это Бог в обиде на людей наслал на них сначала великий мор, а когда умерли люди, сделал оставшимся вроде компенсации за муки, подарок маленький — убрал всякие другие болезни помельче. Как в истории с Ноем было, когда послал Бог радугу на небо как знак, что не будет более такого потопа никогда.
Иш, правда, придерживался несколько иной точки зрения. С тех пор, как человечество в массе своей перестало существовать, разорванной оказалась длинная цепь основных заразных болезней, и многие, присущие только человеческому роду, с уничтожением рождающих их микроорганизмов, если можно так выразиться, «умерли» вместе с человеком. Нет сомнения, что возродятся болезни, вызванные изменением состояния внутренних органов, такие, как: сердечная недостаточность, рак, «ревматизм» Джорджа. Безусловно, будут возникать инфекции, переносимые животными, вроде туляремии и чесотки. Конечно, среди выживших могут оказаться носители хронических форм тех или иных заболеваний, которые будут передаваться другим, как, вероятнее всего, кто-то из них обязан выживанию так называемой кори.
Как позже вспомнили люди, забредший к ним старик постоянно сморкался. Без сомнения странник имел обыкновенный хронический насморк, который за прошедшие годы стал настолько необыкновенным, что думалось, исчез он бесследно и навсегда.
Но как бы то ни было в происшествии наблюдалась и некоторая комическая сторона, когда вдруг неприлично здоровые люди все разом превратились в сморкающееся, кашляющее, чихающее сообщество товарищей по несчастью.
Простуда, пройдя свой обычный в таких случаях цикл развития, закончилась без серьезных последствий, и уже через несколько дней все были здоровы, как и прежде. Но мнительный Иш еще целый год испытывал страх перед рецидивом. Весьма вероятно что уничтожение простудных заболеваний в некотором роде компенсировало боль от утраты цивилизации как явления, эти болезни породившего.
А вот ближе к осени удача отвернулась от них. Никто так и не успел понять, что же действительно произошло, но у троих малышей вдруг начался жесточайший понос, и все они вскорости умерли. Скорее всего играя, дети забрались в пустой дом и нашли там какую-то отраву, возможно от муравьев. Попробовали, показалась отрава сладкой, и ее разделили поровну. Даже мертвая, цивилизация продолжала заманивать людей в оставленные ловушки.
Один из них был сыном Иша. В таких случаях он боялся не за себя, а за Эм. И хотя Эм сильно переживала смерть ребенка, Иш, кажется, снова недооценил ее внутреннее мужество. Ее вера в жизнь была настолько сильна, что, как ни парадоксально могло звучать, даже смерть ею воспринималась как обязательная часть этой жизни. А вот Молли и Джин — две осиротевшие матери — еще долгое время, оплакивая смерть детей своих, бились в истерических припадках.
В тот год родилось два ребенка, но все равно общее количество людей Племени оказалось меньшим, чем в начале года. И потому назвали год — Годом Смертей.
Год Десятый запомнился, как ничем не выдающийся, и потому долго никто не мог придумать, с каким именем войдет он в историю. Но когда Иш удобнее устроился на плите, и взмахнув молотком ударил по зубилу, загомонили дети и сказали, что нужно назвать год — Годом Ловли Рыбы. Наверное, потому, что случайно узнали люди, сколько замечательных полосатых окуней развелось в заливе, и стали часто ходить туда, получая много радости. Кроме того, что рыба разнообразила их стол, служила рыбалка еще и удивительным источником удовольствия для всех без исключения. Но Иша, любителя обобщать такие, казалось на первый взгляд незначительные явления удивило то, что, оказывается, они не испытывают необходимости в поисках особенных развлечений. В этой жизни сам процесс добывания пропитания или помощь, оказанная близкому, уже доставляли радость, и не требовалось им того, что в былые годы называлось развлечениями.