— Никогда не встречал ничего даже близко похожего, — честно ответил Сьенфуэгос. — Когда я решил удалиться на остров у побережья Кубы, то был убежден, что ничего нового в этом мире меня уже не ждет, но в последние месяцы меня каждый день поджидают все новые сюрпризы. Сначала огромная река, потом бескрайние прерии, и вот теперь — это удивительное красное плоскогорье, которому, кажется, тоже нет ни конца, ни края. Ты только взгляни на эти горные пики! Не правда ли, они похожи на замок, ощетинившийся зубцами? Порой мне кажется, что это место — вроде жилища детей-великанов, которые бросили свои игрушки, так и не убрав.
Они оба без конца задавались вопросом: как могло случиться, что бесконечно долгий путь привел их из бескрайних прерий Среднего Запада к удивительному плато реки Колорадо, чья территория размерами не уступала Испании, оставаясь при этом пустынной и почти безлюдной, хотя природа здесь дала настоящую волю бурной фантазии, как ни в каком другом уголке планеты.
Обоим стоило немалых трудов признать, что этот мутный, неистово ревущий поток, лишь немногим шире Гвадалквивира, смог вырыть себе русло глубиной более чем в тысячу метров. Под конец они решили, что причиной тому — мягкие горные породы, из которых в основном и состояло головокружительное плоскогорье.
Несомненно, за этот ландшафт следовало благодарить ветер и воду; и если вода уже давно текла далеко внизу, то ветер, принося с собой огромное количество глины и песка, складывал на скалах удивительные картины, похожие на плод воображения безумного художника.
Залежи известняка, мелкие ракушки и отпечатки странных ископаемых рыб наводили на мысли, что миллионы лет назад это место было дном древнего моря, которое потом отступило по неизвестной причине.
— Это, должно быть, край Земли, — снова и снова повторял Сильвестре Андухар, с каждой минутой все больше убеждаясь в справедливости своей теории. — Это настоящий хаос, а дальше уже ничего нет...
— Где — в пропасти? — удивился канарец.
— В этом огромном пространстве, подобном тому, что раскинулось над нашими головами. Там, где мы стоим — еще земля, а дальше начинается пустота, и ближайшая к нам твердь — это Луна, самая близкая к нам планета. Вот он, край земли, и такой же край — на другой ее стороне! И это куда проще признать, чем то, что Земля круглая, и по ней можно ходить, не боясь упасть в пустоту.
Иногда, если канарец был в настроении, они спорили об этом целыми часами, но при виде истинного хаоса, в котором, казалось, замер мир, Сьенфуэгос начал подумывать, что, возможно, его импульсивный спутник прав.
Как учил его в свое время мудрый картограф Хуан де ла Коса, созвездия, сейчас находящиеся над самой его головой, должны располагаться над тем местом, где, согласно теории Христофора Колумба, находится самое сердце Китая. Однако было совершенно ясно, что от пресловутых китайцев их отделяют еще многие и многие лиги пути.
Обнаружив это, вполне естественно было прийти к выводу, что дело не в ошибочных расчетах размеров Земли, а в ошибочности самой теории.
И вот теперь, сидя на огромных валунах в самом сердце плато, по которому несла свои мутные воды река, они совершенно не представляли, где находятся и куда теперь идти, твердо усвоив лишь одно: чертова Земля все-таки плоская.
Вдобавок ко всему, ситуация становилась хуже с каждым днем, ведь если они добрались до конца земли, то здесь приходит конец и ее обитателям, будь то человеческие существа, звери или растения.
15
С каждым днем они продвигались все медленнее, и не только потому, что путь становился труднее, просто у измученного Сильвестре Андухара совершенно не осталось сил.
Скудная пища, грязная вода, долгие недели пути и удушающая жара превратили мужественного человека, готового до последнего бороться за жизнь, в обессиленного угрюмого типа, который, казалось, в любую минуту мог броситься со скалы вниз, чтобы положить конец мучениям.
— Как же мы далеко от Кадиса! — неустанно повторял он. — Как же мы далеко от нашего мира! Стоило ехать на край Земли, лишь чтобы понять, как хочется вернуться обратно!
Сьенфуэгос изо всех сил старался его убедить идти дальше, но с после долгих дней бесцельного утомительного блуждания его доводы звучали все более тускло и малоубедительно, поскольку он и сам понимал, что впереди их ждет еще много дней, похожих один на другой, изнурительных и безнадежных.
Даже «звездный путь», так верно служивший им до сих пор, здесь оказался совершенно бесполезен — не могло быть и речи о том, чтобы продвигаться в потемках там, где даже днем невозможно было шагу ступить, не рискуя сорваться в пропасть.
— Куда мы идем?
— Не знаю.
— А куда нам следует идти?
— Тоже не знаю.
— В таком случае, какой смысл куда-то идти?
— А такой, что, если останемся здесь, то просто сдохнем, как трусливые шавки, а я родился на свет не для этого.
— А вот я начинаю думать, что родился именно для этого.
— Нет, я постараюсь этого не допустить.