Земля мечты. Последний сребреник

С площадки до Эндрю доносились бормочущие голоса.

– Так ты собираешься спускаться, дорогой? – спросила вдруг его жена, она приложила руку ко лбу и вглядывалась в ветки дерева.

Он подождал несколько секунд, потом сказал:

– Нет, не сейчас. Попозже. Подожду здесь. Этот человек может вернуться. Может быть, он сейчас прячется где-то тут неподалеку. Постойте! Это что там такое? Там, ближе к шоссе!

Кен-или-Эд размашистым шагом пошел прочь, крутя головой – не появились ли где бродяги. Пенниман посматривал вокруг, но без всякой уверенности, потом пробормотал что-то и направился в дом. Никого не найдя, Кен-или-Эд вернулся тяжелой походкой по улице на площадку под деревом. Он громко объяснил жене Эндрю, что, вероятнее всего, делал здесь бродяга при сложившихся обстоятельствах. В молодости он некоторое время занимался полицейской работой, сказал он, и это помогает ему в подобных обстоятельствах. Эндрю закатил глаза и навострил уши, его снова пробрала дрожь, на сей раз холодный ветер дул с океана. Со своего места он видел только макушку жены.

– Безусловно, помогает, – дипломатически заметила Роза, а потом, извинившись, добавила, обращаясь уже к Эндрю, устроившемуся на ветках дерева: – Не задерживайся там надолго. И не пытайся задержать его в одиночку! Зови на помощь. Нас тут достаточно, чтобы тебе помочь, так что никакого героизма.

Эндрю за это ее и любил. Она видела его насквозь, будто он был из стекла. Он это знал. Она ни на йоту не поверила его словам, но и на сей раз все спустила ему с рук.

Она заслуживала мужа получше, чем он. Он принял решение перевернуть эту страницу. И начнет завтра же. Может быть, покрасит гараж. Давно было пора его покрасить. Одна только мысль об этом погрузила его в депрессию. Он проводил взглядом Розу, которая последовала за Пенниманом, а когда они вошли в дом, закрыла входную дверь. Оставшись на площадке в одиночестве, Кен-или-Эд вскоре отправился домой, покосившись на дерево, словно не вполне веря, что там кто-то есть. После этого окно тетушки Наоми захлопнулось, и Эндрю остался один в рассеянном лунном свете, укрытый от посторонних глаз сенью листьев, прислушиваясь к унылым трелям ночных птиц и плеску океанских волн, набегающих на берег.

* * *

Семья Эндрю приехала сюда из Айовы, все они были голландцами с известными фамилиями. Их приехало несколько десятков: тетушки и дядюшки, всевозможные родственники и седьмая вода на киселе, в чьих родственных связах и сам черт ногу сломит.

Семья Розы была не менее многолюдной, только там к голландской крови примешалась еще и шотландская. Выросли они с Розой в Алтоне и поженились по любви. Они фермерствовали, выращивали кукурузу и понемногу передвигались на запад в Колорадо и Калифорнию. Семью разбросало по разным местам. Как в старых семейных записях, какие-то эпизоды были вполне ничего, и если ты в них промелькнул, то тебе повезло. Но были и такие – неинтересные даже для тех, кто в них появлялся, – и это что-то да значило. Эндрю был абсолютно в этом уверен. Бимс Пиккетт мог бы подтвердить. Они продолжали искать истину в мутной воде уходящих времен, отказываясь погружаться в эти дела с головой и быть унесенными в мрачное море потерянных воспоминаний. Так уж был устроен этот мир: крушение империй, первые страницы газет, бесконечное вранье, льющееся из телевизора. Все это было ничем, пустотой, отвлекающими маневрами.

Куда важнее были именно пустяки: форма бороды, неожиданные и вовремя подвернувшиеся деньги, найденные в старом, давно неиспользуемом бумажнике, подслушанный разговор между двумя рыбаками ранним утром под саваном тумана, когда один из них, вытащив из океана ловушку для крабов, обнаружил в ней написанную чернилами записку. Таков был тайный порядок вещей.

В Айове в 1910 году, почти за сорок лет до рождения Розы, ее семья жила на ферме. Всего их было двенадцать, включая громадную бабушку, которая была такой толстой, что ее пышные юбки застревали в дверях. Были еще тетушки и дядюшки – тетушка Розы Наоми в первую очередь. Неподалеку жил дядюшка Артур. Он был не совсем чтобы дядюшка, а скорее старый и верный друг, проживающий теперь в двух милях по бульвару Сил-Бич в пансионате для престарелых «Праздный мир».

Семейная легенда гласила, что однажды осенним утром на ферме, на заднем крыльце дома, поднялся жуткий грохот. Ощущение было такое, будто окна задрожали от небольшого землетрясения. Погода стояла жаркая и влажная, и почему-то шум, стуки и тряска никого не удивили, даже детей. С полки попадали и разбились кувшины. Застонали металлические перила крыльца. Дом сотрясался, словно некое страшное Привидение нетерпеливо ждало снаружи, топало ногами и хмурилось, посматривая на свои карманные часы.

Бабушка с кочергой в руке распахнула дверь. Из-за юбок на улицу выглянули с полдюжины ребятишек.