Земля мертвых

Почему он убил их? Предположение Корсо о наказании укрепилось. Софи и Элен были стриптизершами, но их выступление, их белая кожа, даже их наивность представляли собой некую форму невинности – это-то и понравилось художнику, который сумел уловить детскую прелесть в провокационных движениях танцовщиц, в их манере обнажаться, следуя заурядному сценарию.

Однако эти артистки бурлеска скрывали другие пороки: Софи ради удовольствия терпела чудовищные пытки, Элен искала любви и наслаждения у мертвых. Может быть, их ментор был разочарован? Может, он решил, что они заслуживают кары? Корсо не забыл об источнике вдохновения убийцы: полотна Гойи, изображающие каторжника, ведьму, измученного болезнью умирающего…

Зазвонил внутренний телефон. На мгновение Корсо поддался искушению не снимать трубку. Затем с трудом отодрал себя от диванчика и ответил.

– Майор? – Голос караульного, между почтением и нерешительностью. – Тут внизу какой-то тип хочет переговорить с вами. Пустить?

Корсо взглянул на часы: начало десятого вечера.

– Как его зовут?

Пауза. Видимо, жандарм читает удостоверение личности посетителя.

– Лионель Жакмар.

– Не знаю такого. Пошли его… То есть я хочу сказать, – спохватился он, – направь его к сыщикам, которым поручено собирать свидетельства. А если они уже ушли, пусть приходит завтра, в нормальное время.

– Говорит, что он из наших, – вполголоса настаивал полицейский.

– Ты его бедж видел?

– Он в отставке.

Корсо вздохнул:

– Пусть поднимется.

– Есть еще одна проблема… Он инвалид.

– То есть?

– Он хромает. Опирается на трость.

Новый вздох:

– Скажи, чтобы поднялся на лифте по лестнице «Е». Я буду ждать его на четвертом этаже.

Корсо прошел по первому коридору, затем по второму, пока не достиг лифта – скорее, грузоподъемника, – используемого только инвалидами или строптивыми подозреваемыми, которые отказывались подниматься по лестнице.

Двери открылись, и появился мужчина лет шестидесяти, в забавном жилете со множеством карманов, вроде репортерского. Седая шевелюра, серые глаза, цветом напоминающие скорей колючую проволоку, чем черный жемчуг, всклокоченная борода. Одно слово: клоун.

Корсо очень хотелось нажать на кнопку первого этажа, не дав ему времени даже переступить порог кабины, однако он совершил над собой усилие и милостиво позволил гостю проникнуть на этаж бригады уголовного розыска.

– Лионель Жакмар, – представился тот с резким акцентом. – В девяностые я служил в региональной службе судебной полиции Безансона. – Он расхохотался. – Настоящий житель департамента Юра́!

Двумя руками незнакомец так сильно давил на свою палку, как будто хотел воткнуть ее в пол. Его подпорка напоминала что-то вроде изогнутого и покрытого лаком куска дерева из романа Жионо[43].

– Простите за столь поздний визит… Все из-за поезда… Какие-то технические неполадки. Я прямо из Безансона! Вот и подумал, что мне следует попытать счастья в управлении, прежде чем идти в отель.

Десять минут, подумал Корсо, и ни секундой больше.

– Пойдемте ко мне в кабинет.

Он снова двинулся по коридорам, слыша, как его поздний гость, прихрамывая, ковыляет следом. Наконец они пришли. И даже прежде, чем предложить посетителю стул, Корсо резко спросил незнакомца о цели его визита.

Совершенно не растерявшись, Жакмар хитро улыбнулся и воздел свою палку, словно для того, чтобы троекратно ударить ею оземь.

– Все очень просто: я знаю вашего убийцу.

Часть вторая

33

Корсо усадил этого хромого оборотня и из чистой солидарности к собрату-сыскарю позволил ему выдать свою историю – кража со взломом в предместье Безансона в 1987 году, которая скверно обернулась, потянув за собой убийство дочери хозяев дома и арест преступника спустя несколько месяцев. Стефан терпеливо слушал, твердя про себя пословицу собственного сочинения: не бывает хороших воскресных вечеров, просто бывают еще хуже…

Однако он мгновенно сосредоточился, когда Жакмар сообщил ему, что некий Филипп Собески отбывал наказание в тюрьме семнадцать лет, из них двенадцать – во Флёри-Мерожи, и освободился в 2005-м. Корсо буквально подпрыгнул на стуле, когда приезжий из Юра́ добавил, что Собески удалось полностью реабилитироваться и он стал художником. Начав рисовать еще в тюрьме, он даже сумел в последние годы заключения выставиться на воле и быстро заявить о себе как о значительном явлении в мире парижского искусства.

– У вас есть его фотографии? – вдруг спросил Корсо.

– Я привез вам все досье, – ответил Жакмар, который, похоже, даже не заметил изменений в тоне своего собеседника.

Он вытащил из портфеля матерчатую папку. Внутри оказался накопитель с прозрачными файликами, а в них – портреты, вырезанные из журналов. Едва взглянув на них, Корсо понял, что это и есть его клиент.

Перед камерой позировал мужчина лет шестидесяти, худой как палка, с изможденным лицом и вызывающим взглядом, затянутый в белый костюм сутенера, в наброшенном на плечи вигоневом пальто. На лоб была надвинута шляпа, тоже белая, как бы подчеркивающая – на случай, если кто-то не понял, – хулиганский характер персонажа.