Земля надежды

Джон, изо всех сил пытаясь следить за допросом, понял, что охотникам не удается скрыть его провал. Он почувствовал, как сквозь него прокатилась мощная волна разочарования из-за того, что вся охота, и смех, и его новое имя ни к чему не приведут, и все из-за того, что этот старик, достаточно старый, чтобы быть его отцом, должен был следовать букве закона. Он подумал, что, следуя кодексу поведения воина, должен принять свое поражение, как надлежит настоящему мужчине, и уйти из деревни, не оглядываясь. Он выступил вперед, он уже открыл рот, чтобы заговорить. Он помедлил, вспоминая слово, означавшее «поражение» на языке повхатанов, и понял, что не знает его. Возможно, в языке повхатанов вовсе не было слова для «поражения». Он попытался составить предложение из слов, которые знал. Получилось что-то вроде: «Я не убил. Я не могу жениться…»

— Да?

Вождь предложил ему сказать свое слово.

Из толпы женщин, сгрудившихся на краю танцевального круга, послышались крики.

— Чей это олень? — спросил кто-то.

К ним направлялась женщина. За передние ноги она тащила оленя. По тому, как болталась его голова, было ясно, что у него сломана шея.

— Это мой олень! — воскликнул Джон.

Он изо всех сил ударил Аттона по плечу.

— Это мой олень!

Джон подскочил к женщине и вырвал тонкие ноги у нее из рук.

— Это мой олень! Мой олень!

— Я нашла его у самой кромки воды, — объяснила женщина. — Его унесло вниз по течению. Но в воде он оказался совсем недавно.

— Его убил Орел! — провозгласил Аттон.

В рядах воинов пронесся смешок. Вождь окинул всех быстрым, острым взглядом.

— Ты убил этого оленя? — спросил он Джона.

Джон ощутил, как через стесненное горло пробивается пузырек смеха и радости.

— Да, вождь, — сказал он. — Это мой олень. Я убил его. Я хочу Сакаханну.

— Орел! Орел! — раздались крики из рядов воинов.

Вождь посмотрел на Аттона.

— Ты отпускаешь жену к этому мужчине, свою жену, своего перворожденного сына и второго рожденного от тебя ребенка?

Аттон посмотрел прямо на Джона, и его суровое, темное лицо сморщилось в неудержимой улыбке.

— Он — хороший человек, — сказал Аттон. — У него упорство лосося, стремящегося на нерест, и сердце бизона. Я отпускаю Сакаханну к нему. Он — мой брат. Он — Орел.

Вождь поднял изукрашенное копье.

— Слушайте, — сказал он так тихо, что женщинам, стоявшим на краю танцевального круга, пришлось вытянуть шеи, чтобы расслышать. Среди них была и Сакаханна. — Это наш брат. Он прошел испытание охотой, и он — муж Сакаханны. Завтра мы принимаем его в племя, и его новое имя — Орел.

Раздался рев одобрения и хлопки в ладоши, воины сгрудились вокруг Джона. Чтобы добраться до Сакаханны и сжать ее в объятиях, ему пришлось пробиваться через улыбающиеся лица и руки, хлопавшие его по плечу. Она прильнула к нему и подняла лицо. Когда их губы встретились, он почувствовал удар страсти, позабытый за много лет. И такой глубокий голод, что один поцелуй не мог удовлетворить его, никогда не сможет удовлетворить его. Весь мир потерял для него значение. Ему хотелось только обнять ее, прижать к сердцу и держать так, навсегда рядом с собой.

Сакаханна отстранилась, и Джон нехотя выпустил ее. Она склонила голову ему на плечо, и вновь былые ощущения ожили от прикосновения ее легкого тела, уместившегося у него под мышкой, от ее длинных ног, прижавшихся к бедру, от запаха ее волос, от тепла ее обнаженной кожи на его прохладной влажной груди.

Люди приветствовали их, произнося вместе их имена.

— Почему они зовут тебя Орел? — Она взглянула ему в лицо.

Краем глаза он заметил, что Аттон ждет его ответа.

— Это личное, — с напускной холодностью сказал он. — Между нами, воинами.

Аттон ухмыльнулся.

В ту ночь Джон еще не мог спать с Сакаханной. Хотя она уже ушла из дома Аттона, ночь она провела с Муссис. Аттон сам перенес ее шкуры, корзинки и горшки в хижину Муссис и нежно поцеловал в лоб, оставляя ее.

— Он не против? — спросил Джон, наблюдая это дружеское расставание.

Сакаханна бросила на него быстрый озорной взгляд.

— Разве что самую малость, — сказала она.

— Я бы возражал, — заметил Джон.

— Он женился на мне, потому что ему так посоветовали, — объяснила Сакаханна. — Потом ему нужно было содержать меня и мою мать, а приданого мы никакого не принесли, никакого выкупа за невесту. И выходило, что он никогда уже не сможет позволить себе взять еще одну жену, если бы ему захотелось получить еще одну женщину. Выходило, что он так и завяз только с одной женой — со мной. А теперь для него все изменилось. Он снова холостяк, тебе придется заплатить ему за меня, ему это понравится. И вообще, он снова может осмотреться и выбрать на этот раз девушку, которую действительно хочет.

— А сколько нужно будет заплатить? — спросил Джон.

— Возможно, много, — предостерегла она. — Может, одно из твоих ружей, которые остались у тебя дома.

— Они все еще там? — недоверчиво переспросил Джон. — Я решил, что все уже украли.

Она невозмутимо кивнула.

— Украли все. Но если ты решишь, что ружье теперь будет принадлежать Аттону, очень может быть, что его вернут.

— Я бы хотел, чтобы мои ружья вернулись ко мне, — заметил Джон.