Земля, о которую мы разбились

Мы практически не говорили с тех пор, как произошла эта нелепая ситуация с Паркером и она вернулась к нему. Я избегала любых разговоров об этом, потому что знала, что Мари сделала свой выбор. Это была одна из особенностей моей сестры: она слишком много думала, но когда принимала окончательное решение, то неукоснительно следовала ему. Никакие слова не смогли бы заставить ее уйти от монстра, с которым она делила постель.

Я могла лишь ждать, чтобы вновь склеить ее разбитое сердце, когда он в очередной раз его разобьет.

– Что такое? – спросила я, кивая на стопку бумаг.

Она покачала головой.

– Ничего. Просто пытаюсь разобраться с цифрами.

– Неправда, – возразила я, подходя к столу и садясь напротив нее. – У тебя снова это лицо.

– Какое лицо?

– Ну, твое взволнованное лицо.

– О чем ты говоришь?

Я бросила на нее многозначительный взгляд, и она тяжело вздохнула.

– Думаю, мы не сможем оставить Крисси.

– Что? Она же так хорошо справляется! Вообще-то даже слишком хорошо – даже лучше нас обеих. Она нам нужна. На самом деле я хотела поговорить с тобой о том, чтобы дать ей прибавку.

– В том-то и дело, Люси, у нас нет на это денег. У нас едва хватает на то, чтобы выплачивать ей зарплату. Думаю, нам лучше ее отпустить.

Я прищурилась, уверенная, что ее мысли и слова были отравлены одним нашим старым знакомым.

– Это Паркер придумал?

– Это придумала я, Люси. Я со своим университетским дипломом.

– Она любит свою работу, – сказала я.

Мари пожала плечами.

– Она мне нравится, но это бизнес. Ничего личного.

– Теперь ты говоришь совсем как Лирика, – выдохнула я. – Один бизнес и никакого сердца.

– У нее есть сердце, Люси. Просто вы не сходитесь характерами.

Я приподняла бровь, ошеломленная тем, что Мари встала на сторону Лирики.

– Она оставила своего ребенка, Мари.

– Мы все совершаем ошибки.

– Да, – медленно кивнула я, все еще пребывая в замешательстве. – Совершить ошибку – это пролить молоко, сжечь пиццу, пропустить годовщину. Но бросить своего новорожденного ребенка, который неделями лежал в отделении интенсивной терапии, и не вернуться? Это не ошибка. Это выбор.

Она поморщилась.

– Я думаю, что твоя вовлеченность в это дело – это странно. Я имею в виду, что ты даже не знала Грэма, и совершенно очевидно, что у вас с Лирикой неразрешенный конфликт. Зачем все усугублять? В этом нет никакого смысла. Это ненормально.

– Ты бы тоже могла узнать ее получше. Она твоя племянница, наша племянница. Мы устраиваем ее первый день рождения в следующие выходные… может быть, ты сама все поймешь, если решишь прийти.

– Вы устраиваете ей вечеринку? Вы? Разве ты не видишь, как это странно? Люси, она не твоя дочь.

– Я знаю. Я просто помогаю Грэму…

– Ты живешь с ним.

– Ты меня выгнала!

Мари покачала головой.

– Я тебя не выгоняла, и я точно не заставляла тебя переезжать к нему. Твое сердце сделало этот выбор.

– Прекрати, – тихо сказала я, чувствуя, как мой желудок завязывается в узел.

Мари бросила на меня понимающий взгляд.

– Люси, я знаю, что ты в него влюблена.

Я сморгнула подступающие слезы.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты и понятия не имеешь.

– Ты совершаешь ошибку. Он был с Лирикой. Она твоя сестра, – воскликнула Мари. – Я знаю, что ты живешь эмоциями, но это просто неправильно.

Я прикусила нижнюю губу, чувствуя, как внутри меня нарастает ярость.

– О, точно, ты же эксперт по отношениям.

– Отношения? – зашипела Мари. – Люси, у тебя нет никаких отношений с Грэмом Расселом. Я знаю, что тебе больно это слышать, но в какой-то степени я понимаю Лирику. Ты слишком похожа на маму. Ты слишком свободна, а свобода может быть удушающей. Ты не имеешь на него никакого права. Он не твой.

Я не знала, что делать. В моей груди вспыхнула жгучая боль. Я открыла рот, чтобы заговорить, но не смогла произнести ни слова. Я не могла придумать, что мне сказать, поэтому просто развернулась и ушла.

Мне не потребовалось много времени, чтобы найти утешение в природе. Отправившись к своей любимой беговой дорожке, я сделала глубокий вдох и тяжелый выдох, прежде чем приступить к бегу. Я бежала сквозь деревья, позволяя воздуху хлестать меня по щекам. Я бежала все быстрее и быстрее, пытаясь избавиться от боли и смятения.

Часть меня ненавидела Мари за ее слова, но другая часть, сама того не желая, соглашалась с ней.

В моей голове разыгрывалась сказочная пьеса о нашей с Грэмом жизни. Я эгоистично размышляла о том, что, возможно, наша любовь могла бы продлиться вечно. Что я могла бы поддаться своим чувствам.

Я была мечтательницей, как и моя мать. Эта особенность всегда приносила мне радость и успокоение, но теперь я постепенно начинала видеть ее недостатки. Из-за нее мама вечно летала в облаках, вместо того чтобы стоять ногами на земле, и отказывалась встретиться лицом к лицу с реальным миром.

Поэтому, когда реальный мир стучался в ее дверь, она всегда оказывалась одна. Одиночество ужасно меня пугало.

Но жизнь без Грэма и Тэлон пугала меня еще больше.

* * *