Но мои взгляды на внешнюю политику — и, более того, мое раннее несогласие с вторжением в Ирак — по крайней мере, в равной степени относятся к "реалистической" школе, подходу, который ценит сдержанность, допускает несовершенство информации и непредвиденные последствия, и умеряет веру в американскую исключительность смирением по поводу нашей способности переделать мир по своему образу и подобию. Я часто удивлял людей, называя Джорджа Буша-старшего в качестве недавнего президента, чьей внешней политикой я восхищался. Буш, вместе с Джеймсом Бейкером, Колином Пауэллом и Брентом Скоукрофтом, ловко управлял окончанием холодной войны и успешным ведением войны в Персидском заливе.
Гейтс достиг совершеннолетия, работая с такими людьми, и в его управлении кампанией в Ираке я увидел достаточно совпадений между нашими взглядами, чтобы почувствовать уверенность в том, что мы сможем работать вместе. Его голос за столом, а также голос таких людей, как Джим Джонс — четырехзвездного генерала в отставке и бывшего главы Европейского командования, которого я наметил в качестве своего первого советника по национальной безопасности — гарантировал, что я услышу широкий спектр мнений, прежде чем принимать важные решения, и что мне придется постоянно проверять даже свои самые глубокие предположения на людях, у которых хватит авторитета и уверенности, чтобы сказать мне, когда я ошибаюсь.
Конечно, все это зависело от базового уровня доверия между мной и Гейтсом. Когда я попросил коллегу связаться с ним по поводу его возможного желания остаться на работе, Гейтс прислал список вопросов. Как долго, по моему мнению, он будет работать? Готов ли я проявить гибкость при сокращении численности войск из Ирака? Как бы я подошел к комплектованию штата и бюджета Министерства обороны?
Когда мы сидели вместе в пожарной части, Гейтс признал, что это не типично для потенциального назначенца кабинета министров — так расспрашивать своего будущего начальника. Он надеется, что я не посчитал это самонадеянным. Я заверил его, что не возражаю, и что его откровенность и ясное мышление — это именно то, что я искал. Мы просмотрели список его вопросов. У меня было несколько своих. Через сорок пять минут мы пожали друг другу руки и разъехались по своим кортежам.
"И что?" спросил Аксельрод после моего возвращения.
"Он в деле", — сказал я. "Он мне нравится". Затем я добавила: "Посмотрим, понравлюсь ли я ему в ответ".
Без лишних хлопот остальные части моей команды по национальной безопасности встали на свои места: давний друг и бывший дипломат Сьюзан Райс стала послом США в ООН; Леон Панетта, бывший конгрессмен от Калифорнии и руководитель штаба Клинтона с заслуженной репутацией двухпартийного человека, стал директором ЦРУ; а отставной адмирал Деннис Блэр — директором национальной разведки. Многие из моих ближайших советников во время предвыборной кампании заняли ключевые посты в штабе, в том числе мой сержант по дебатам Том Донилон стал заместителем советника по национальной безопасности, молодые "горячие головы" Денис МакДонаф, Марк Липперт и Бен Родс — помощниками заместителей в СНБ, а Саманта Пауэр заняла пост в СНБ, где особое внимание уделялось предотвращению злодеяний и продвижению прав человека.
Только один оставшийся потенциальный назначенец вызвал хоть какой-то ажиотаж. Я хотел, чтобы моим госсекретарем стала Хиллари Клинтон.
Наблюдатели выдвигали различные теории о причинах, по которым я выбрал Хиллари: что мне нужно было объединить все еще разделенную Демократическую партию, что я беспокоился о том, что она может усомниться во мне со своего места в Сенате, что я был под влиянием книги Дорис Кернс Гудвин "Команда соперников" и сознательно подражал Линкольну, включив в свой кабинет бывшего политического противника.
Но на самом деле все было проще. Я считал, что Хиллари — лучший человек для этой работы. На протяжении всей кампании я был свидетелем ее интеллекта, подготовки и трудовой этики. Независимо от ее отношения ко мне, я доверял ее патриотизму и приверженности долгу. Больше всего я был убежден, что в то время, когда дипломатические отношения во всем мире были либо напряжены, либо страдали от хронического пренебрежения, наличие госсекретаря со звездной силой Хиллари, ее связями и комфортом на мировой арене обеспечит нам дополнительную пропускную способность так, как никто другой.