Земля обетованная

С чего начать? Генри Луис Гейтс младший был профессором английского языка и афро-американских исследований в Гарварде и одним из самых выдающихся чернокожих ученых страны. Он также был случайным другом, с которым я иногда сталкивался на светских раутах. В начале той недели Гейтс вернулся в свой дом в Кембридже после поездки в Китай и обнаружил, что его входная дверь захлопнута. Сосед, увидевший, как Гейтс пытается силой открыть дверь, позвонил в полицию и сообщил о возможном взломе. Когда прибыл офицер полиции, сержант Джеймс Кроули, он попросил Гейтса предъявить удостоверение личности. Гейтс сначала отказался и, по словам Кроули, назвал его расистом. В конце концов Гейтс предъявил удостоверение, но, как утверждается, продолжал ругать уходящего офицера со своего крыльца. Когда предупреждение не помогло успокоить Гейтса, Кроули и двое других офицеров, которых он вызвал на подмогу, надели на него наручники, отвезли в полицейский участок и оформили на него протокол за нарушение общественного порядка. (Обвинения были быстро сняты).

Предсказуемо, что этот инцидент стал национальной сенсацией. Для значительной части белой Америки арест Гейтса был совершенно заслуженным, простым случаем, когда кто-то не проявил должного уважения к рутинной процедуре правоохранительных органов. Для чернокожих это был еще один пример унижений и несправедливости, больших и малых, от рук полиции и белой власти в целом.

Моя собственная догадка о том, что произошло, была более конкретной, более человеческой, чем простая черно-белая моральная история. Живя в Кембридже, я знал, что его полицейский департамент не имел репутации прибежища для целой кучи типов типа Булла Коннора. Между тем Скип — как Гейтс был известен своим друзьям — был блестящим и громким, отчасти У.Э.Б. Дю Буа, отчасти Марсом Блэкмоном, и настолько дерзким, что я легко мог представить его ругающим полицейского до такой степени, что даже относительно сдержанный офицер мог почувствовать, как в нем бурлит тестостерон.

И все же, хотя никто не пострадал, этот эпизод показался мне удручающим — ярким напоминанием о том, что даже самый высокий уровень достижений чернокожих и самое любезное окружение белых не могут избежать омрачений нашей расовой истории. Услышав о том, что случилось с Гейтсом, я почти невольно провел быструю инвентаризацию своего собственного опыта. Многочисленные случаи, когда у меня спрашивали студенческий билет, когда я шел в библиотеку в кампусе Колумбийского университета, чего никогда не случалось с моими белыми однокурсниками. Незаслуженные остановки на дорогах во время посещения некоторых "хороших" районов Чикаго. Слежка охранников универмагов за моими рождественскими покупками. Звук щелкающих автомобильных замков, когда я шел через улицу в костюме и галстуке в середине дня.

Такие моменты были обычным делом среди черных друзей, знакомых, парней в парикмахерской. Если вы были бедняком, или рабочим классом, или жили в неблагополучном районе, или не соответствовали признакам респектабельного негра, истории обычно были еще хуже. Практически для каждого чернокожего мужчины в стране, и для каждой женщины, которая любила чернокожего мужчину, и для каждого родителя чернокожего мальчика, не было паранойей, "разыгрыванием расовой карты" или неуважением к правоохранительным органам сделать вывод, что, что бы еще ни произошло в тот день в Кембридже, это почти наверняка правда: Богатый, знаменитый, пятидесятивосьмилетний белый профессор Гарварда, который ходил с тростью из-за травмы ноги, полученной в детстве, не был бы закован в наручники и доставлен в участок только за то, что нагрубил полицейскому, который заставил его предъявить удостоверение личности, стоя на его собственной территории.

Конечно, я не сказал всего этого. Возможно, мне следовало бы. Вместо этого я сделал, как мне казалось, несколько довольно непримечательных замечаний, начиная с признания того, что полиция отреагировала должным образом на звонок 911, а также того, что Гейтс был моим другом, что означает, что я могу быть предвзятым. "Я не знаю, не будучи там и не видя всех фактов, какую роль в этом сыграла раса", — сказал я. "Но я думаю, справедливо будет сказать, что, во-первых, любой из нас был бы очень зол; во-вторых, что полиция Кембриджа поступила глупо, арестовав кого-то, когда уже были доказательства того, что он находился в своем собственном доме; и в-третьих, что, я думаю, мы знаем отдельно от этого инцидента, так это то, что в этой стране существует долгая история непропорционально частого задержания афроамериканцев и латиноамериканцев правоохранительными органами".

Вот и все. Я покинул вечернюю пресс-конференцию, полагая, что мои четыре минуты, посвященные делу Гейтса, будут кратким отступлением к тому часу, который я посвятил здравоохранению.