Земля обетованная

Грассли был совсем другим. Он хорошо говорил о желании помочь семейным фермерам в Айове, которые испытывали трудности с получением страховки, на которую они могли рассчитывать, а когда Хиллари Клинтон в 1990-х годах продвигала реформу здравоохранения, он фактически поддержал альтернативу, которая во многом напоминала предложенный нами план в стиле Массачусетса, с индивидуальным мандатом. Но в отличие от Сноу, Грассли редко перечил руководству своей партии в сложных вопросах. Со своим длинным, свиным лицом и горловым среднезападным говором он то и дело говорил о той или иной проблеме, которая была у него с законопроектом, никогда не объясняя нам, что именно нужно сделать, чтобы он согласился. Фил пришел к выводу, что Грассли просто навязывает Баукуса по указке Макконнелла, пытаясь затормозить процесс и не дать нам перейти к остальным пунктам нашей повестки дня. Даже мне, оптимисту, живущему в Белом доме, в конце концов надоело, и я попросил Баукуса зайти к нам в гости.

"Время вышло, Макс", — сказал я ему в Овальном кабинете во время встречи в конце июля. "Ты сделал все, что мог. Грассли ушел. Он просто еще не сообщил тебе эту новость".

Баукус покачал головой. "Я почтительно не согласен, господин президент", — сказал он. "Я знаю Чака. Я думаю, что мы так близки к тому, чтобы заполучить его". Он держал большой и указательный пальцы на расстоянии дюйма друг от друга, улыбаясь мне, как человек, который открыл лекарство от рака и вынужден иметь дело с глупыми скептиками. "Давайте просто дадим Чаку еще немного времени и проведем голосование, когда вернемся с перерыва".

Какая-то часть меня хотела встать, схватить Баукуса за плечи и трясти его, пока он не придет в себя. Я решил, что это не сработает. Другая часть меня рассматривала угрозу отказаться от моей политической поддержки в следующий раз, когда он будет баллотироваться на переизбрание, но поскольку в его родном штате Монтана он набрал больше голосов, чем я, я решил, что это тоже не сработает. Вместо этого я спорил и уговаривал еще полчаса, в конце концов согласившись с его планом отложить немедленное голосование по партийной линии и вместо этого поставить законопроект на голосование в течение первых двух недель после возобновления работы Конгресса в сентябре.

После того, как Палата представителей и Сенат объявили перерыв, а голосование по обоим вопросам все еще не состоялось, мы решили, что первые две недели августа я проведу в дороге, проводя городские собрания по здравоохранению в таких местах, как Монтана, Колорадо и Аризона, где общественная поддержка реформы была самой слабой. В качестве подсластителя моя команда предложила Мишель и девочкам присоединиться ко мне и посетить по пути несколько национальных парков.

Я был в восторге от этого предложения. Не то чтобы Малия и Саша были обделены отцовским вниманием или нуждались в дополнительных летних развлечениях — у них было достаточно и того, и другого, и свиданий, и кино, и просто безделья. Часто я возвращался домой вечером и поднимался на третий этаж, чтобы обнаружить, что солярий захвачен одетыми в пижамы восьми-одиннадцатилетними девочками, устраивающимися на ночлег, прыгающими на надувных матрасах, разбрасывающими попкорн и игрушки повсюду, безостановочно хихикающими над тем, что показывали по Nickelodeon.

Но как бы мы с Мишель (с помощью бесконечно терпеливых агентов Секретной службы) ни старались приблизить нормальное детство моих дочерей, мне было трудно, если вообще возможно, водить их куда-то, как это делал бы обычный отец. Мы не могли вместе пойти в парк развлечений, по пути делая импровизированную остановку, чтобы перекусить гамбургерами. Я не мог взять их, как когда-то, на ленивую воскресную прогулку на велосипеде. Поход за мороженым или в книжный магазин теперь превращался в серьезное мероприятие, в котором участвовали перекрытие дорог, тактические группы и вездесущий пул прессы.

Если девочки и испытывали чувство потери из-за этого, они этого не показывали. Но я чувствовала это остро. Особенно я скорбела о том, что у меня, вероятно, никогда не будет возможности взять Малию и Сашу в такое же длительное летнее путешествие, которое я совершила, когда мне было одиннадцать лет, после того как моя мама и Тоот решили, что нам с Майей пора увидеть материковую часть Соединенных Штатов. Это путешествие длилось целый месяц и оставило неизгладимое впечатление в моем сознании — и не только потому, что мы побывали в Диснейленде (хотя это, безусловно, было замечательно). Мы копали моллюсков во время отлива в Пьюджет-Саунд, катались на лошадях по ручью у основания Каньона де Челли в Аризоне, наблюдали из окна поезда за бескрайними канзасскими прериями, видели стадо бизонов на сумрачной равнине в Йеллоустоне, и каждый день заканчивался простыми удовольствиями — автоматом со льдом в мотеле, бассейном или просто кондиционером и чистыми простынями. Эта единственная поездка дала мне представление о головокружительной свободе открытой дороги, о том, насколько огромна Америка и как она полна чудес.