Более того, я не видел способа разобраться в мотивах людей, особенно учитывая, что расовые взгляды вплетены в каждый аспект истории нашей страны. Поддерживал ли этот член "Чайной партии" "права штатов", потому что искренне считал это лучшим способом продвижения свободы, или потому что продолжал возмущаться тем, как федеральное вмешательство привело к прекращению Джима Кроу, десегрегации и росту политической власти чернокожих на Юге? Выступала ли та консервативная активистка против любого расширения государства социального обеспечения, потому что считала, что оно подрывает индивидуальную инициативу, или потому что была убеждена, что от этого выиграют только коричневые люди, только что пересекшие границу? Что бы ни подсказывали мне мои инстинкты, какие бы истины ни утверждали учебники истории, я знал, что не смогу привлечь на свою сторону избирателей, называя своих оппонентов расистами.
В одном я был уверен: Большая часть американского народа, включая некоторых из тех самых людей, которым я пытался помочь, не доверяла ни одному моему слову. Однажды вечером я смотрел репортаж о благотворительной организации под названием Remote Area Medical, которая предоставляла медицинские услуги во временных клиниках по всей стране, работавших из трейлеров, припаркованных у арен и ярмарочных площадок. Почти все пациенты в репортаже были белыми южанами из таких мест, как Теннесси, Джорджия и Западная Вирджиния — мужчины и женщины, которые имели работу, но не имели страховки от работодателя или имели страховку с вычетами, которые они не могли себе позволить. Многие из них проехали сотни миль — некоторые ночевали в своих машинах, оставляя двигатели включенными, чтобы не замерзнуть, — чтобы присоединиться к сотням других людей, выстроившихся в очередь до рассвета, чтобы попасть на прием к одному из врачей-добровольцев, которые могли вырвать воспаленный зуб, диагностировать изнуряющую боль в животе или обследовать уплотнение в груди. Спрос был настолько велик, что пациентам, пришедшим после рассвета, иногда отказывали.
Эта история показалась мне одновременно душераздирающей и безумной, обвинительным актом богатой страны, которая подвела слишком многих своих граждан. И в то же время я знал, что почти каждый из этих людей, ожидающих приема у бесплатного врача, был из республиканского округа с глубоким красным цветом кожи — именно из тех мест, где оппозиция нашему законопроекту о здравоохранении, наряду с поддержкой "Чайной партии", скорее всего, будет наиболее сильной. Было время — еще когда я был сенатором штата, разъезжая по южному Иллинойсу или, позже, путешествуя по сельской Айове в первые дни президентской кампании — когда я мог обратиться к таким избирателям. Я еще не был достаточно известен, чтобы стать объектом карикатур, а это означало, что любые предубеждения людей относительно чернокожего парня из Чикаго с иностранным именем могли быть развеяны простым разговором, маленьким жестом доброты. Посидев с людьми в закусочной или выслушав их жалобы на окружной ярмарке, я мог не получить их голоса или даже согласия по большинству вопросов. Но мы, по крайней мере, установим связь, и после таких встреч мы будем понимать, что у нас общие надежды, борьба и ценности.
Я задавался вопросом, возможно ли что-то из этого сейчас, когда я живу взаперти за воротами и охранниками, а мое изображение фильтруется через Fox News и другие СМИ, вся бизнес-модель которых зависит от того, чтобы вызвать у аудитории гнев и страх. Я хотел верить, что способность к общению все еще существует. Моя жена не была в этом уверена. Однажды вечером в конце нашего путешествия, после того как мы уложили девочек спать, Мишель мельком увидела по телевизору митинг "Чаепития" с его яростным размахиванием флагами и подстрекательскими лозунгами. Она схватила пульт и выключила телевизор, выражение ее лица находилось где-то между яростью и покорностью.
"Это путешествие, не так ли?" — сказала она.
"Что такое?"
"Что они боятся тебя. Боятся нас".
Она покачала головой и направилась в постель.