Земля обетованная

Мария Петровна хорошо помнила, что означают эти интонации, и успокоилась.

– Да, а загорыши? – спохватился Бурлаков. – Они же остынут.

– Разогреем, – отмахнулась Мария Петровна не в силах оторваться от фотографий.

– В третий раз?! – подчёркнуто ужаснулся Бурлаков, разворачивая пакет.

– А второй с кем был? – невинным тоном уточнила Мария Петровна.

– С Удавом.

– Он знал?

– Нет. Я только вошёл, даже раздеться не успел, как он заявился. Ну и…

– Дальше понятно. И под водку с коньяком ты ему всё рассказал.

– Машенька, честное слово, я хотел тебе первой, но так сложилось.

– Ладно тебе. Значит, теперь он всё знает.

– И ты. И больше никто. Хорошо?

– Хорошо. Но почему?

Бурлаков вздохнул.

– Я сам ещё это не понимаю. Просто чувствую, что так будет лучше.

Мария Петровна неуверенно кивнула.

– Ну… ну раз ты так считаешь.

Загорыши, даже и такими, оказались очень вкусными. И пирожки.

– Женя хорошо готовит?

– Да. Загорыши, правда, она заказывала у местной знаменитой стряпухи. И кулебяку. Потрясающая кулебяка, в шесть слоёв начинка, – и быстро: – Но у тебя ещё вкуснее.

Мария Петровна рассмеялась.

– Да ну тебя! Расскажи лучше, чем ещё тебя угощали. Да, а что ты в подарок привёз?

– Целую коробку, – Бурлаков даже руки раскинул во всю длину, показывая размер.

И он принялся со вкусом подробно описывать бельё, самовар, водки, всякие вкусности, воротничок…

– Господи, Гаря, это же сумасшедшие деньги.

– Ну-у, – протянул он неопределённо.

– Залез в долги?

– Самую малость.

– Хоть что-то осталось?

– Ни копья! – ответил он с такой счастливой улыбкой, будто именно это и было целью всего мероприятия.

Мария Петровна с ласковой укоризной покачала головой.

– Проживём и наживём! – весело ответил Бурлаков. – Уйма времени впереди!

Мария Петровна понимающе закивала. Конечно, у них всё впереди. Она снова перебрала фотографии.

– Надо купить альбом.

– Разумеется, – горячо и в то же время смущённо согласился Бурлаков.

Мария Петровна улыбнулась: ну да, с деньгами-то… полный швах.

– Ничего, Гаря, перекрутимся.

Бурлаков комично вздохнул. Мария Петровна рассмеялась и потянулась к безнадёжно остывшим пирожкам и загорышам.

– Ну, давай доедим. Ещё одного разогрева они не выдержат.

– Горячие они были бесподобны.

– Верю. Они и такие неплохи. А вот эту фотографию я возьму себе.

– Маша…

– Да-да. И не спорь, жадина, эгоист.

– Так меня, так! – счастливо улыбался Бурлаков.

– Да. Кстати, а почему у тебя только Серёжа и Алечка? А Эркин?

Бурлаков открыл было рот и вдруг густо покраснел.

– Чёрт! Как же я лопухнулся. Ты молодец, Синичка. Серёжа бы приехал и не увидел Эркина… было бы мне за это. Понимаешь, он очень следит, чтобы Эркина ничем не обидели, – и усмехнулся. – как же, брат, старший.

– Понятно, – кивнула Мария Петровна. – Возьми тогда и поставь эти. Где Эркин с Женей. Будет полный комплект.

– Умничка ты у меня, – поцеловал он её в висок и встал. – Сейчас уберу только, чтобы не запачкать.

– Конечно, только мою не заначь.

– Обижаешь, начальник.

Бурлаков унёс фотографии, и, пока он возился в кабинете, Мария Петровна заново накрыла на стол. «Реликвию» она убрала с глаз, но выбрасывать не стала. Пока. Ну вот, всё разъяснилось, всё хорошо, лучше любого другого. Так что же… нет, всё хорошо, всё хорошо… уговаривала она саму себя. Это семья Крота, а, значит, и её семья. Она должна их любить, иначе они отнимут его, значит, полюбит. Женю с её пирожками, Серёжу, Эркина, Алису… Алечка-то уж точно не при чём. Чудная девочка.

Американская Федерация

Алабама

Колумбия

Мать Моны приехала в Колумбию в середине сентября, когда по расчётам Моны до родов оставалась неделя, но наступил октябрь, а всё ещё ничего… Найджел бы совсем потерял голову, если бы не Айрин.

– А как же папа? – спросила Мона, услышав от матери, что уж рождения внука она не пропустит, ну, и ещё неделька-другая, и вообще там видно будет.

– Я договорилась с Мери Сайлз, – спокойно ответила Айрин.

Мона кивнула. Она хорошо помнила добродушную старую деву, истово ухаживающую за больными, одинокими и всеми, кто – по её мнению – нуждался в помощи, иногда даже назойливой, но всегда искренней. Мери – белая, но всегда твердила, что все люди – божьи дети, и лечила даже рабов, но, разумеется, с позволения хозяев, и к ней, как к местной безобидной достопримечательности, ни местная полиция, ни СБ не цеплялись. А уж теперь-то… Так что отец будет и присмотрен, и ухожен.

И потянулись друг за другом почти безмятежные дни…

…В маленькой уютной – потому что она своя собственная – гостиной чисто и спокойно.

– Как ты думаешь, мама? – Мона погладила себя по животу. – Ещё долго?

– Ему там хорошо и удобно, – Айрин была полностью занята вязанием и говорила, не поднимая головы. – Вот он и не торопится.

– Найдж так волнуется…

– Мужчине положено, – Айрин снова пересчитала петли. – Главное, чтобы ты была спокойна.

– Угу, – согласилась Мона, разглядывая своё вязание. – Мама, не велика?

– Ну, так будет на вырост.

Спокойствие матери иногда раздражало Мону, но… без мамы она сама, конечно, ни с чем бы не справилась.