Он провел Шеннон к узкой лестнице в конце помещения. Никто не обратил на них ни малейшего внимания. На втором этаже и жара, и грохот усилились: здесь были установлены не только огромные стиральные, но и промышленные машины для глажения белья; через них проходили скатерти, простыни и полотенца из сотен отелей и ресторанов. Несмотря на сильнейший шум, откуда-то вполне различимо доносилась мексиканская музыка.
На верхнем этаже практически вплотную друг к другу стояли узкие столы. Люди за столами либо строчили на швейных машинках, либо кроили по лекалам ткани, разматывая их из огромных промышленных рулонов. Казалось, будто одновременно долбят сотни дятлов. Воздух здесь был даже более горячим и влажным, чем на других этажах. Большинство мужчин работали без рубашек, и на их обнаженных торсах блестел пот. Под потолком, разнося по помещению химические запахи, сигаретный дым и вонь человеческих тел, неторопливо вращался вентилятор размером с пропеллер здоровенного самолета.
Купер направился по проходу прямиком к офису в дальнем конце. Шеннон послушно последовала за ним.
– Ужасная дыра, – заметила она.
– Потогонная мастерская.
– Уже поняла. Прямо Организация Объединенных Наций. Мне доводилось видеть потогонные мастерские, заполненные людьми из Западной Африки, Гватемалы или Кореи, но чтобы все сразу в одном месте…
– Да уж, – согласился Купер. – Шнейдер воистину рационализатор.
– Угнетатель, проповедующий равные возможности для всех своих работников?
– Не совсем. Здесь работают только анормальные.
– Но… – Шеннон запнулась. – Почему? Зачем?
– Шнейдер изготовляет отличные удостоверения личности. – Купер перекинул лямку тяжеленной спортивной сумки с одного плеча на другое. – Он специализируется на анормальных, стремящихся жить жизнью нормальных. Риск, конечно, высок, но и деньги в виде отдачи тоже нехилые. Те, кто не способен сразу заплатить за поддельные ксивы, горбатятся на него, отрабатывая долг.
– Шьют дешевую одежду.
– Шьют дешевые копии дорогих моделей.
Купер кивнул на женщину, сидящую за три стола от них справа. Ее волосы цвета сигаретного дыма были стянуты на затылке в пучок, на носу красовались странные очки: две толстенные лупы в массивной старомодной оправе. Женщина взяла из корзины слева от стола сорочку, положила ее на стол, достала другой рукой из коробочки на столе лейбл в полдюйма размером, приложила его к воротничку сорочки, сноровистыми стежками пришила лейбл и, бросив сорочку в корзину справа, тут же потянулась за новой. Вся операция заняла у нее не более двадцати секунд.
– Это был лейбл «Люси Вероники»?
– Понятия не имею.
Купер двинулся дальше, Шеннон опять последовала за ним.
– И как долго они отрабатывают здесь стоимость своих поддельных документов?
– Как правило, года два. Им же еще приходится зарабатывать на жизнь, вкалывать где-нибудь в другом месте. Обычно они работают няньками, водопроводчиками, поварами. – Купер остановился, посмотрел налево, затем направо и двинулся дальше. – После основной работы они приходят сюда и корячатся еще часов шесть-восемь.
– Так они рабы?
– Скорее жертвы кабального договора, но идею ты уяснила верно. – Они достигли очередного поперечного прохода, и Купер увидел Шнейдера, разговаривающего с темнокожим здоровяком. – Нам сюда.
Никто не обращал ни малейшего внимания: светиться никому не хотелось.
«В конце концов, они горбатятся здесь ради того, чтобы потом вести незаметную жизнь, замаскировавшись среди нормальных».
Макс Шнейдер был шести с половиной футов ростом и тощ как скелет; на руке болтались дорогущие часы, а рот был полон гнилых зубов. Купер полагал, что диссонанс во внешности являлся сознательным выбором мошенника – чтобы приводить в замешательство людей. Хотя, очень возможно, ему было просто плевать.
Чернокожий здоровяк, с которым разговаривал Шнейдер, вдвое превосходил его весом; цвет кожи черного говорил о том, что предки его – выходцы с Карибских островов, а не из Африки. Купер без труда прочитал, что здоровяк сейчас на взводе.
– Моей вины здесь нет.
– Ты представил мне этого парня, – настаивал Шнейдер. – Значит, он был твоим другом.
– Нет же, нет. Я говорил тебе, что только-только его встретил. Я говорил это, когда привел его сюда. Говорил, что толком его не знаю. Ты спросил меня, поручусь ли я за него, и я сказал, что нет.
Будто отгоняя дурной запах, Шнейдер махнул открытой ладонью у себя перед носом:
– А теперь твой дружок ввязался в драку в баре, и его арестовали. А вдруг он разболтает обо мне?
– Я за него не ручался!
– Мне нужно просто разорвать договор с тобой.
– Но мне же осталось всего три недели.
– Нет, – заявил тощий мошенник. – Тебе осталось еще шесть месяцев.
Здоровяк не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, глаза его расширились, а ноздри задрожали.
– Но у нас же с тобой договор.
Шнейдер пожал плечами. Если он и побаивался размеров и ярости своего работника, то виду не подал.
– Шесть месяцев, – повторил он. И зашагал прочь.
– Я за него не поручался! – взревел чернокожий.
Тощий мошенник резко развернулся:
– Повтори, что ты сказал только что.
– Что?