Земля обетованная...

Хаим торопился. Доставив письмо филиалу конторы «Лондон-экспок», он, чтобы сократить дальнейший путь, пошел через христианский, затем через мусульманский кварталы, несмотря на неприязнь, которую испытывал при одном воспоминании об ощущениях, возникавших у него всякий раз, когда бывал в этом районе палестинской столицы. Не раз уже бродил он в лабиринте похожих друг на друга, как близнецы, кривых и узких улочек. Стоило здесь появиться двуколке, как идущий навстречу человек вынужден был сворачивать в ближайшую подворотню: иначе не разминуться. На мощеных мостовых повсюду валялись вывороченные камни, кучи мусора. Зловонием и сыростью несло из-под темных арок, ведущих в захламленные дворики. Облезлые, с потрескавшимися фасадами и сорванными крышами, покривившиеся и полуразрушившиеся дома со сплошь закрытыми ставнями или просто заколоченными окнами казались необитаемыми, заброшенными.

Проходя по закоулкам и улицам квартала, Хаим всякий раз обнаруживал новые и новые своеобразные черты этой части города, почитаемого «священным» и христианами, и иудеями, и мусульманами. Скопище в пределах «священного града» храмов и соборов, монастырей и церквей, синагог и мечетей отнюдь не свидетельствовало о религиозной взаимотерпимости людей разных вероисповеданий, проживающих как в старой, так и в новой части Иерусалима. Напротив, после каждого посещения столицы Палестины Хаим все больше убеждался в том, что религиозные распри составляли основу духовной жизни местного населения.

Не раз побывал он у каменной «Стены плача», в течение многих веков являвшейся местом сбора верующих. В предпраздничные и праздничные дни сюда стекались богомольцы, приходили и женщины. По обрядовому правилу для них было огорожено место в стороне от стены, «дабы не подвергать мужчин искушению…». Здесь постоянно околачивались раввины и дайяны, хнокелэ и йешиботники, шамесы и прочие синагогальные служители. В кульминационный момент молитвы, предшествующей звуку «шофара», все они в истинном или искусно изображаемом религиозном экстазе усердно колотили себя кулаками в грудь и плакали навзрыд.

Нижняя часть стены на уровне человеческого роста была испещрена, точно язвами, множеством гнезд и ниш, куда богомольцы клали записки. Они верили, что ночью явится добрый ангел и поведает всесильному об их просьбах… А пока люди до хрипоты возносили горячие молитвы в надежде быть услышанными на небесах.

В стороне от «Стены плача» с протянутыми руками длинной шеренгой стояли слепые и немощные, калеки и просто нищие попрошайки. Жалобными голосами они встречали и провожали богомольцев:

— Сделайте доброе дело, подайте милостыню!

Все они выглядели жалкими и смиренными. Но стоило дать кому-нибудь из них монету, как десятки других уже не с мольбой о подаянии, а требовательно наседали на дарящего милостыню и, оскорбляя, злобно поносили, и слали проклятия.

Глядя на них, Хаим вспоминал, как в первые дни своего приезда в Бней-Берак Нуци Ионас говорил:

«Ты не думай, Хаймолэ, что за деньгами на покупку оружия будет остановка… Стоит хавэрим из «Еврейского агентства» протянуть руку, как моментально наши еврейчики со всего мира раскошелятся…»

«И действительно, — подумал Хаим, — ведь во множестве еврейских семей, проживающих в диаспоре, висит голубая металлическая кружка-копилка, куда все члены семьи обязаны опускать пожертвования… Регулярно приходят в эти дома уполномоченные «Керен-кайемет»[128], забирают наполненную монетами кружку и вместо нее оставляют новую, опечатанную и запертую на замок… И неужели из всех бесчисленных пожертвований нельзя выделить хотя бы малую толику для этих озверевших от нужды и отчаяния людей?!»

Впрочем, сионисты, потряхивая голубыми кружками с изображением шестиугольной звезды, собирали подаяния и у «Стены плача». Делали это обычно во время распродажи мест для моления, которые закреплялись за верующими на год. Распродажу мест производили с аукциона: староста синагоги стучал деревянным молотком, повторял суммы, предлагаемые богомольцами. За лучшие, наиболее удобные и почетные места эти суммы, как правило, достигали весьма внушительных размеров.

«Стена плача» — это многовековая обманчивая надежда для невежественных и одурманенных людей — для больших и малых служителей культа была щедрым источником обогащения.

По другую сторону этой же стены начиналась территория мечети Омара. Здесь мусульманские муллы до одурения возносят аллаху молитвы и в религиозном рвении с таким же остервенением, как иудеи кулаками колотят себя в грудь, бьются головой об пол мечети… Попрошаек, что по одну сторону «котель»[129], то и по другую «бурака»[130] одинаково много и с одинаковым усердием вымаливают у прохожих богомольцев подаяния.