Земля обетованная...

Хозяин жаловался и экономил, сколачивая капиталец на новый автобус — более современный и вместительный, а шофер с помощником надрывались, накачивая старые шины, — упаси боже сорвать выезд!

Обычно первый утренний рейс проходил относительно благополучно, и Хаим имел возможность понежиться, развалясь среди груды чемоданов.

Автобус покачивало и встряхивало на ухабах, он мчался по узкому, еще не успевшему раскалиться от солнцепека шоссе, вдоль которого тянулись рощицы цитрусовых плантаций и виноградников, бахчей и огородов.

Первый рейс начинался чуть свет, когда воздух был насыщен пьянящим ароматом апельсиновых деревьев, некоторые из них цвели, а другие сгибались под тяжестью золотых плодов. Хаима всегда поражало это, хотя он знал, что разные сорта апельсинов цветут и плодоносят в разное время. Особенно красивы были плотные заросли кактусов, местами ограждавшие дорогу стеной в рост человека.

Все это напоминало Хаиму родные края, где с обеих сторон шоссе ровными лентами тянулись акации, за ними выстраивались ряды виноградников, а вдали сверкало озеро Ялпуг, нарядное от множества рыбацких парусов. Мысли его обращались к родному дому, к отцу и сестренке. Недавно он получил от них пространное письмо, в котором отец уже не намеками, как прежде, а с суровым упреком напрямик спрашивал, не забыл ли сынок прислать им обещанный вызов.

Вспомнив об этом, Хаим болезненно поморщился. Что он мог ответить отцу? Рассказать о своих несчастьях? О том, что сам перебивается с хлеба на воду, не зная, что принесет ему завтрашний день.

Хаим жалел отца. Всю жизнь трудился тот, за нищенскую плату вел бухгалтерские дела лавочников и вот на старости лет остался гол, как сокол. Жена — в могиле, сын укатил искать счастья. Хорошо хоть дочь Милка осталась с ним! По ее письмам Хаим заметил, как она не по годам повзрослела после его отъезда. В письмах не было и намека на детскую беззаботность. Она не жаловалась, но по всему чувствовалось, что жить там, на родине, стало невмоготу. И этот скрытый смысл писем сестренки еще больше, чем откровенный упрек отца, мучил Хаима. Чем больше хапает Гитлер, тем наглее ведут себя легионеры. Это тоже ясно из писем Милки… И чем все кончится? Что будет с отцом и сестренкой? Как им помочь, если нет лишнего гроша в кармане? А ведь через месяц или полтора Ойя должна родить! Сколько еще всего понадобится!.. На одних чаевых далеко не уедешь… И выхода из этого тупика пока не видно…

Хаиму показалось, что сосредоточиться, найти этот выход ему мешает вид цветущих плантаций, причудливых зарослей кактусов, сменивших выжженные холмы, похожие на заброшенные сотни лет назад карьеры с бесформенными грудами белых, как известняк, и грязно-желтых камней… Хаим лег на спину, стал смотреть в безбрежное, как океан, лазурное небо, далекое и равнодушное ко всему земному. И к его, Хаима, горю. Да, жизнь Хаима никогда не была безоблачной, как это небо. Чаще всего мрачные тучи затягивали его горизонт. И откуда взяться ветру, который развеял бы эти тучи?

Он вспомнил об отсрочке, которую ему дали в раввинате. Через несколько дней нужно дать ответ, согласен ли он развестись с Ойей. И если нет… Хаим вздохнул, досадуя на то, что все не решается отпроситься у шофера, чтобы сходить в раввинат. Надо же это как-нибудь уладить, а не то еще напакостят… Кто их знает?!

Шофер сбавил скорость. Петляя, машина с ревом одолевала подъем. Дорога здесь пролегала между круто возвышавшимися холмами, вдали виднелись отроги Иудейских гор.

Не доезжая до узкого ущелья, шофер остановил машину. Хаим быстро спустился с крыши, схватил кусок мешковины и стал открывать пробку радиатора. Пар со свистом просачивался из-под крышки, и на последнем витке Хаим не смог удержать ее в руках: крышку рвануло, обдав мешковину клокочущим кипятком. Притащив двадцатилитровую банку с водой, Хаим залил радиатор. Тем временем шофер проверил уровень масла, осмотрел покрышки.

Пассажиры вышли из автобуса подышать свежим воздухом, поразмяться, покурить. Навстречу им уже бежали ребятишки и подростки из близлежащей деревушки. У каждого из них было ведро с водой, словно автобус вез не два десятка пассажиров, а по меньшей мере стадо овец. Наперебой дети предлагали пассажирам напиться и взамен клянчили спичечные коробки и красочные открытки, выпрашивали монеты или что-нибудь съестное.