Надо признаться – Ильма их задерживала. Она совершенно не умела ходить на лыжах, да и вообще не привыкла ходить. Стоило им отойти от озера Туони, как она уже выбилась из сил. И хотя она ни разу не пожаловалась, но много раз Ильмо объявлял привалы только ради нее, потому что видел: еще немного – и похъёльская царевна упадет и не встанет. Кроме того, Ильма всё время мерзла – перья ее почти не грели – и была очень угнетена потерей своих колдовских способностей. Кто бы раньше мог подумать, что тун в сердце Похъёлы станет в пути обузой!
– Полдня из-за нее потеряли! – ворчал Аке. – Так бы, может, еще к вечеру вышли на побережье…
Но только ворчанием Аке и ограничивался. Ведь Ильма показывала им дорогу. Она одна точно знала, где Лоухи спрятала сампо, и могла объяснить, как подобраться к гнездовью поближе. Прямого пути туда не было. На привалах Ильма чертила на снегу карту гнездовья, рассказывала о высоте и крутизне приморских скал, об известных ей щелях и трещинах… В конце концов совместно решили, что единственный способ – подняться на самую вершину утеса и спуститься в гнездо по веревке. К счастью, веревка в мешке у Ильмо имелась.
И была еще одна важная причина взять с собой Ильму, которая пришла на ум беглецам не сразу. Как только колдунья снова сможет пользоваться крыльями и полетит – всё: действие чар Кюллики кончилось, и Лоухи со своим войском немедленно кинется за ними в погоню.
– Если почувствуешь, что снова можешь лететь, непременно скажи, – попросил Ильмо. Ильма хмыкнула, сразу поняв, о чем он, и заметно приободрилась. Она вспомнила, что чары, даже такие мощные, как заклятие Кюллики, – не навсегда.
– Я-то скажу, – пообещала она. – Понимаю, на что ты надеешься, – успеть добраться до сампо раньше, чем кончится действие чар. Но пойми, Ильмо, – вы в любом случае не сможете забрать сампо. Когда-то оно выглядело как карьяльская деревянная мельница с ручкой и расписной крышкой, и его мог бы унести даже ребенок. Но теперь его сдвинет с места разве что великан. Оно дало побеги и корни, вросло в гору – и стало огромным. Мать подозревает, – Ильма перешла на шепот, – что оно проросло прямо в Хорн. И теперь Врата Хорна открыты в Луотоле. Никому из смертных не совладать с воинством Калмы!
Ильмо с ней не спорил – потому что возразить ему было нечего. Умом он был с ней полностью согласен. Но с некоторых пор его отношение к доводам разума переменилось. Возможно, он наконец научился не только слышать голос своих предчувствий, но и доверять ему. Всё чаще Ильмо казалось, что у него внутри звучит чья-то мудрая, успокаивающая речь, а если обернуться – то за спиной окажется… даже не один из богов, а нерушимая стена собственной правоты. Ильмо давно уже поверил в то, что его поход – не просто рисковая затея Вяйно, а нечто очень правильное и благое для всех, даже для самой Калмы – хоть она с ним, пожалуй, и не согласится. Эта вера придавала Ильмо силы идти вперед. Но всё же порой он сомневался. Особенно когда вспоминал, как обманулся тогда на границе, приняв Калму за добрую богиню и доверившись ее лживому обличью. Вот он и продолжал сомневаться – боясь снова совершить эту ошибку.
– Врата Хорна, надо же! – громко сказал Аке. – Вот, дружище Ахти, где бы пригодился твой Плачущий Меч! Ты – и полчища отборной нежити!
– Одни хийси знают, где сейчас этот проклятый меч, – мрачно сказал Ахти. – На озеро меня приволокли уже без него. Может, туны его где-то спрятали. Или он выпал по дороге. Или его заграбастали туны из гнездовья Сюэтар. В любом случае, он для меня потерян.
– Мы снова не о том, – сказал Ильмо. – Может, и не придется сражаться.
Аке хмыкнул.
– Будешь заговаривать зубы тварям из Хорна? А может, самой Калме?
– Сначала надо хорошенько разобраться в том, что там случилось, – убежденно сказал Ильмо и тут же принялся расспрашивать Ильму. Ведь она, оказывается, была самым что ни на есть непосредственным свидетелем катастрофы.
– Началось всё внезапно, – начала она. – Само собой. Полыхнуло пламя, гора треснула…
– Само ничего не случается! Где в это время была Лоухи?
– В отлучке. Она вернулась как раз в разгар этого кошмара, и мы с ней полетели прямо в хранилище, где она прятала сампо, чтобы забрать его оттуда, пока не обвалилась гора…
– Выходит, она знала, что дело в сампо?
– Я не знаю, – сказал Ильма. – Но она не ожидала увидеть то, во что оно превратилось.
– Когда случился взрыв?
– В самом конце лета – вскоре после того, как мы узнали о смерти Рауни. Если точнее… на третий день после его гибели. Мать безумно горевала. Она заперлась у себя и не выходила несколько дней, не пила и не ела. Мы все боялись за нее. Но однажды она вышла – веселая.
– Веселая? – изумился Ильмо. – Что могло ее развеселить?
– Эх ты, – встрял Аке. – Что еще может развеселить родичей убитого, как не добрая месть?