Димка быстренько разделся. Его лишь смущала изумрудно-зеленая тина у берега, не обещавшая приятного захода. Первые шаги смутили его еще больше. Ноги погрузились выше коленей в теплую жижу, состоящую из смеси ила и гниющих водорослей. Со дна бежали к поверхности пузыри газа, и пахло как из канализации. Мальчишка поспешил заплыть дальше. Вода в озере была красновато-коричневой, теплой, прямо парной у поверхности, но ледяной на полуметровой глубине. Снизу тянулись длинные стебли водорослей и неприятно скользили по животу. Так и чудилось, что вот-вот кто-то куснёт тебя за пятку или за живот. Бр-р-р! Димка все же нырнул в глубину, желая охладиться, после чего верхний слой воды показался ему чуть ли не кипятком. Рядом он услышал довольное кряхтение. Это вынырнула из-под воды голова Владимира Афанасьевича. Волосы его прилипли ко лбу, а к бородке прицепился какой-то бурый стебель.
Выход из озера омрачил даже такое, не самое приятное купание. Оба купальщика выбрались на берег покрытые жидким илом, тиной, мелкими жучками и козявками. Вдобавок их тотчас же с большим воодушевлением облепили комары и другие их родственники, и даже бог весть откуда взявшиеся мухи. Димка чуть не стонал от досады, а Обручев, оглядев его и себя, вдруг принялся хохотать. Подождав с минуту, Димка не выдержал и тоже расхохотался.
По словам ученого, озеро это обязано своим происхождением леднику. И на дне его вполне мог находиться лед.
Оставшийся путь к лагерю проходил для Димки словно во сне. От усталости он не замечал ничего вокруг. Точно робот, он послушно брел за старшим напарником, без единой мысли в голове, тупо вперив взгляд в землю. От жажды его язык прилип к нёбу, а нёбо сделалось шершавым, наподобие наждака. Судя по треску, они спугнули какого-то зверя, но мальчишка даже не поднял головы.
Вечерело. Солнце скрылось за деревьями и горами. Димка почувствовал это по тому, как стало сумрачнее и прохладнее. А они всё шагали и шагали по вязкому мху, по шатким камням, по валежинам. Доберутся ли они сегодня до стоянки или будут брести так всю оставшуюся жизнь – Димке было уже все равно. Но когда впереди, между стволами, светлыми пятнами замаячили палатки и пахну́ло дымком, Димкины ноги неожиданно для него прибавили темпа.
Через пять минут он уже бултыхался в сказочно-прохладных волнах реки, с наслаждением глотая ее чистейшие струи. А еще минут через десять – уплетал у костра вкуснейшую похлебку с кусками нежного душистого мяса. Это казаки настреляли утром рябчиков. Кроме того, он отведал малосольного хариуса, в ловле которого вчера участвовал. Эх, до чего же классно жить на свете!
И, точно желая доставить Димке еще больше удовольствия, казаки с рабочими в тот вечер, сидя вокруг костра, взялись петь песни. Пели поочередно: рабочие – свое, казаки – свое. У казаков песни были бравые – про походы да про коня и шашку, а у рабочих больше печальные, тягучие – про горькую судьбу да про реченьку или срубленную березу.
пели казаки.
сменяли казаков рабочие.
Димка, считавший хоровое пение делом скучным, неожиданно для себя заслушался. В этом мужском многоголосье звучала такая задорная сила, такая душевная ширь, что Димка пожалел, что он не казак и не артельный рабочий.
Даже Михей-Хобот в этот раз не спал и тоже тужился петь. Правда, пение его походило, скорее, на заунывное мычание.
– В запрошлом годе был случай, – принялся рассказывать между песнями молодой казак Николка. – Маневры мы проводили, тово-этово… И вот сидим, значит, на привале, вот прям как сейчас. Запеваем. Слышим: треск. Выходит на поляну медведь, садится насупротив, подпирает морду лапой и сидит слушает. Слушает и, где надо, головой мотает. Согласно мелодии, значит.
– Вот брехать! – захохотали товарищи рассказчика. – Скажи еще: он с вами песни играл.
– А что! Малость подыгрывал. Слов знать он не ведал – подвывал только, вон как наш Хобот.
Димка от души смеялся со всеми над этой байкой.
Единственно, что немного огорчало его, так это то, что бойкий Николка в последние дни как-то подозрительно стал на него посматривать и задавать всякие неудобные вопросы.
– Митрий Ликсеич, – говорил он, – ты, тово-этово… какими такими путями из России сюда, в Сибирь, пожаловал?
И Димка не знал, что ответить.
Вот и сейчас балагур, едва кончили смеяться, комически развел руки и произнес нараспев:
– Чтой-то все не видать товарищей твоих, Митрий Ликсеич. Что ж они, под землю провалились?
Заступился за Димку Герасим.
– Пошто прицепился к человеку, чисто клещ?! Ты свою службу знай, а он свою знает.
– А чево я? Другие тож любопытствуют.
Глава 24. Образование гор
И вот новый день и новый маршрут. И новые вершины. Горячее солнце и прохладный ветер в лицо. И застывшая волнами, вздыбленная гребнями земная твердь вокруг.