Земля, омытая кровью

В расположении 144–го батальона командир роты автоматчиков Андрей Пилипенко учил моряков, как лучше сделать шалаш, чтобы он не промок. На вопрос, каково самочувствие моряков, Пилипенко ответил:

— Отличное, товарищ полковой комиссар! Конечно, сыровато. Думаем вон в том просторном шалаше развести огонь, соблюдая, разумеется, светомаскировку, и посушим там брюки, носки…

Мне сразу захотелось остаться тут, присесть у костра в шалаше, подсушиться. Потягивало ко сну, сказывалась усталость. Ординарец Гурьянов, словно угадав мои мысли, спросил:

— А где вы ночевать думаете, товарищ полковой комиссар?

— Да, друг, этот вопрос мы с тобой пока не решили… Ну ничего, придумаем что — нибудь, — ответил я и направился к группе моряков. Это был взвод автоматчиков. Подошел туда и командир роты. Он осмотрел шалаш, сооруженный взводом, похвалил краснофлотцев, ухитрившихся разыскать под обрывами сухие листья и валежник для подстилки и для костра.

Пока мы разговаривали с краснофлотцами, подошли Илларионов и начальник штаба батальона старший лейтенант Н. М. Герасименко, а вскоре и Востриков.

Мы вошли в шалаш. На столе, сделанном из ящиков, лежали ложки.

— Хлеба нет, — вздохнул Илларионов. — Но из тыла уже сообщили, что завтра привезут и хлеб, и еще кое — какие продукты.

У меня отлегло от сердца. Значит, не зря наш Кравченко остался в тылу.

Ординарец комбата принес и поставил на стол флотский бачок. Над столом заклубился пар, и потянуло своеобразным запахом, знакомым тем, кому доводилось употреблять конину. А ординарец хвалит ужин.

— Братва говорит, что превосходная еда, когда в ней ложка плавает стоймя, — сказал он и с довольной улыбкой поставил ложку в густой суп в центре бачка.

— Хорошо! — одобрительно произнес комбат. — Признаться, аппетит разыгрался основательно…

В шалаш вошли секретарь партбюро Мастеров и секретарь комсомольского бюро Харламов.

— Мы тут сейчас кое о чем посовещаемся, а заодно и поужинаем вместе, — сказал Востриков.

Потом он вдруг хитро подмигнул ординарцу, делая ему какой — то знак, и продолжал:

— Кстати, мы сегодня можем позволить себе перед ужином и по сто граммов. Разрешите, товарищ комиссар?

Я удивился, откуда появилось у Вострикова спиртное. Он пояснил:

— Наш начпрод побывал в селе Псебс, колхозники преподнесли нам целый бочонок чачи. Говорят: выпейте за наше здоровье и бейте фашистских гадов насмерть! Приказал я выдать по сто граммов бойцам. Пусть согреются.

Трапеза закончилась крепким горячим чаем. Востриков к тому времени обсудил со мной, с начальником штаба и политработниками свои распоряжения на завтрашний день. Решили сделать подъем в четыре часа, чтобы с рассветом продолжать марш. Я передал приказание об этом и в другие батальоны.

Комбат предложил мне остаться на ночлег у него.

Задача, достойная сильных

На рассвете мы преодолели последний крутой подъем и вышли на гребень Псебского перевала. Опять заморосил дождь. Дороги, набухшие еще накануне, снова превратились в месиво. Бойцы опять вынуждены были помогать обозу.

На привале в районе хуторов Садовые я разговорился с командирами рот 305–го батальона Ржеуцким и Бутвиным. Они сказали, что бойцы чувствуют себя хорошо и предлагают не делать больше ночного привала, а дойти сегодня до места назначения — села Садовое.

После привала, пропустив и осмотрев все подразделения, я пришпорил коня и поехал догонять головную колонну.

Передо мной колыхалась в неровном шаге масса людских фигур под мокрыми брезентовыми накидками. Некоторые бойцы на ходу жевали дикие яблоки, собранные во время привала в лесу.

Меня охватила жалость к этим сильным мужественным людям, заброшенным сюда войной. Бредут, промокшие и голодные, измученные дорогой, раскисшей, ползущей то вверх, то вниз.

Но разве кто — нибудь жалуется, сетует на судьбу? Ни один. И чем труднее, тем упорнее становятся люди.

…Колонна шла мимо хуторов Садовых. Из крестьянских домиков выходили женщины, угощали моряков молоком, хлебом, вареной картошкой. От этого теплело на сердце, и люди прибавляли шаг. Народ готов был помочь нам, чем мог, и многого ждал от нас.

Поздно вечером передовой батальон бригады достиг села Садовое. Оно оказалось совершенно разрушенным бомбами и снарядами. Было безлюдно, чернели обгорелые руины. Подразделения разместились в лесу и на окраине села — в уцелевших избушках и сараях, в землянках, вырытых какой — то стоявшей здесь до нас частью, в шалашах. Штаб бригады и политотдел устроились в большом сарае. Я собрал командиров батальонов и рот, политработников, выслушал их доклады о состоянии подразделений. Напомнил, что теперь мы находимся в зоне вражеского артиллерийского обстрела. Скрепя сердце сообщил, что продуктов нам еще не подвезли и придется довольствоваться пока скудным ужином.

Прибывший из штаба 56–й армии офицер связи доложил, что командира бригады утром вызывает командующий армией. Поскольку Кравченко еще не было, к командарму решил идти я.