Земля, омытая кровью

Я вызвал парторга батальона старшего лейтенанта Грядинского. Он появился в мокрой, испачканной землей и сажей шинели и рассказал нам, что происходит в боевых порядках.

— Застряли мы тут, товарищ полковник, — сказал он. — Несколько атак сделали, но нигде не пробьешься… В первой роте краснофлотцы решили подползти к проволочным заграждениям и забросать гранатами пушку, которая била прямой наводкой и особенно мешала нам. Подползли, но куда там… С фланга как резанет пулемет, за ним — другой. Не добрались до заграждений… Нет у нас своей артиллерии, вот беда…

Я связался по телефону с Рогальским, наступающим справа. Он доложил, что подразделения 16–го тоже залегли перед плотной огневой завесой.

Но медлить и отсиживаться в укрытиях нельзя. Враг, собравшись с силами и осмелев, может броситься в контратаку. Нельзя ослаблять свой напор и давать ему передышку.

— Что думаете предпринять? — спрашиваю у Борисенко.

Встречаю его открытый, ясный взгляд.

— Будем атаковать небольшими группами, — уверенно сказал он. — И атаковать не в лоб… Тут много кустарников и оврагов. Можно обходить фашистские укрепления скрытно и делать внезапные налеты.

— Действуйте! — сказал я Борисенко. — Будет трудно, но нужно во что бы то ни стало сбить гитлеровцев с этой высоты, не ожидая завтрашнего дня, иначе они подтянут резервы, и тогда дела наши будут плохи.

Грядинскому я приказал исполнять обязанности замполита, посоветовав:

— Разъясните морякам, что гитлеровцы не уверены, смогут ли удержаться на Мысхако. Об этом заявили пленные. Вдохните в наших людей уверенность. Напомните, как драпали фашисты из Лагерного и Алексино, когда мы навалились на них по — настоящему. Не выдержат и здесь, не спасут их ни доты, ни пушки на высотке… Действуйте напористо. Мы вас усилим минометами, подтянем сюда батальон Фишера.

Раздался звонок: Красников сообщил мне, что полковник Потапов приглашает нас на свой КП.

Командир 255–й бригады полковник Потапов до прибытия командира Группы особого назначения был на Мысхако старшим, и мы должны были согласовывать с ним свои действия.

Я направился на КП нашей бригады, располагавшейся теперь в домике у юго — западной окраины Станички. Добраться туда, однако, было не легко. Весь район от нашего переднего края до Станички непрерывно обстреливался из дальнобойных орудий и крупнокалиберных минометов.

Только мы отошли от КП батальона, как впереди разорвалась мина. Я глянул на своих спутников — автоматчиков. Один из них, задорно улыбнувшись, сказал:

— Ничего, пускай перепахивают берег, а мы их как — нибудь перехитрим…

Перебежками, укрываясь в оврагах и кустарнике, мы пробирались вдоль берега. День выдался теплый, солнечный. Я вспомнил о ночной стуже, о бойцах, искупавшихся в ледяной воде, и с удовлетворением подумал: «Теперь, наверное, уже обсохли и согрелись немного!..»

Мы миновали радиостанцию, рыбозавод. Отсюда увидели каменный домик с сараем, стоявший на отшибе вблизи Станички. Тут в довольно надежном и удобном месте и размещался КП бригады. И крыша над головой, и каменные стены, и дом ничем не выделяется среди других, не привлекает внимания.

Рядом с домом, в деревянном сарае, радисты быстро наладили рацию, и Красников стал связываться с батальонами, уточнять обстановку.

Эта рация нас и подвела. Гитлеровцам удалось запеленговать ее и узнать место расположения нашего штаба. Не успели мы с Красниковым получить из батальонов нужные сведения, как по нашему домику ударили тяжелые фашистские пушки. Первые снаряды разорвались невдалеке, потом несколькими прямыми попаданиями разнесло сарай и разрушило стенку нашего дома. Из находившихся в сарае один радист был убит, остальные ранены.

Мы с Красниковым и Рыжовым были в доме, когда снаряд угодил в него. С оглушительным шумом развалилась стена, нам на головы посыпалась с потолка штукатурка. Следующий снаряд разорвался рядом, как раз с той стороны, где рухнула стена. Осколками поразило нескольких штабных командиров. Тяжело ранило в живот лейтенанта Круглова. Он упал, корчась от боли, но сознание не терял и молча смотрел на нас. взглядом прося не тревожиться за него.

Уходить отсюда нам было теперь еще опаснее, чем оставаться. Кругом чистое поле, и все оно простреливается противником.

Гитлеровцы продолжали обстреливать КП. Снаряды рвались вблизи. В нас летели камни.

Не выдержали нервы у молоденькой штабной телефонистки. Забившись в заваленный щебнем угол, она вдруг разрыдалась. Я повернулся к девушке, но она уже сама устыдилась своей слабости и смущенно вытирала слезы.

В этой гнетущей атмосфере вдруг раздался негромкий голос Рыжова. Он повернулся к собиравшим документы командирам штаба и улыбаясь запел: «Вихри враждебные веют над нами…».

Спокойнее всех вел себя в эти минуты Красников. Обегав в разрушенный сарай и убедившись, что рация разбита, он хладнокровно отдавал приказания: оставшимся в живых краснофлотцам немедленно вызвать связистов из 16–го батальона и установить связь с частями, заместителю начальника штаба Шульгину подобрать новое место для командного пункта.