— Не ты ли мне говорил, что не любишь тощих. Я тоже не модель.
— Ты валькирия. Сильная, пропорциональная, щедро одаренная природой по-женски. А Полина тюлениха. Но добрая, славная, преданная, щедрая на любовь. Она завоевала меня.
Клавдия не выдержала и расхохоталась:
— Сморчок, ты ничего не перепутал? — Тут же пожалела о своих словах и приготовилась извиняться, но Арсений не обиделся:
— Я понимаю, в это трудно поверить, но на самом деле именно Полина добивалась меня, а не я ее.
— Она беженка, и ей нужна была регистрация?
— Нет, она из Химок.
— Ты подпольный миллионер?
— У меня отличная пенсия, и я иногда подрабатываю, но назвать себя богатым не могу. Не бедствую, и только.
— Может, она об этом не знала? И принимала тебя за Корейко?
— Если бы так, она не родила бы мне дочь через два года после того, как убедилась в том, что я не он.
Клавдия Андреевна своего мнения не изменила. Продолжила думать, что этой милой толстой Полине что-то от Сморчка нужно. Ту же квартиру, а она у него была приличной, деньги со счетов, пенсию, часть которой она будет получать, когда Арсений упокоится. Да, они не женаты, но дочь записана на него. Значит, основная наследница.
— Я хочу выпить за эту женщину. И за тебя. И за дочку вашу. — Клавдия подняла стопку. — Желаю вашей семье мира и добра.
— Спасибо. — Сеня приложил руку к сердцу. — От души…
Клавдию немного повело. Она не любила состояние сильного алкогольного опьянения. Не всегда, в последние годы. Раньше хмель придавал ей куража, а теперь она боялась, что если переберет, то свалится с инсультом.
— Где наша рыба? — спросила она у Сени.
— Ее как раз несут.
Он, как и раньше, первым увидел официанта. Тот вынес две тарелки и поставил их перед гостями. В те времена, когда Клавдия и Арсений были завсегдатаями этого заведения, рыбу подавали на блюде. Она была целой, с головой и хвостом, а картошка, что запекалась вместе с осетриной, была пропитана ее ароматом и подрумянена. Сейчас же каждому из них принесли по куску филе, политому какой-то пенообразной массой, и по золотистой горке. Клавдия попробовала, поняла, что это картофель, и молодой, как было заявлено, но протертый и приправленный какой-то заморской пакостью. Госпожа Петровская (или все же товарищ?) любила перец, чеснок и укроп, остальное отвергала.
— Не нравится? — обеспокоенно спросил Сеня.
— Не так вкусно, как раньше, но ничего, — ответила Клава. Блюдо на самом деле оказалось хорошо приготовленным. Вкус непривычный, но приятный.
— Ты всегда ела со смаком, — вновь пустился в воспоминания Сморчок. — Так приятно было наблюдать за этим.
— Твоя жена наверняка не без аппетита поглощает пищу.
— Нет, она относится к той категории толстушек, что каждый кусок отправляют в рот с раскаянием. Но давай не будем о ней. Это наша с тобой встреча. Я до сих пор не до конца верю в то, что она состоялась в реальности. Веришь ты или нет, но я трижды себя ущипнул, — признался Сеня.
— Странно, что ты не спрашиваешь, почему я после трех десятилетий вспомнила о тебе?
— Я надеялся, что не забывала. И вдруг поняла, что я тот, кто тебе нужен.
— У тебя семья.
— Дочь не брошу, буду помогать, пока есть силы, а от жены уйду, только скажи.
Клавдии было лестно это слышать. К ней, старухе, готовы уйти от молодухи. Значит, она еще не утратила свой блеск, а самолично нанесла на него деготь, чтобы не привлекать к себе внимания. И если бы захотела…
Всю сознательную жизнь она в мужском внимании купалась, и вдруг… Засуха. Первое время как рыба, выброшенная не берег, билась. Хорошо, болела тогда. Было особо не до этого. Но хворый не мертвый, и при сильном желании можно было бы хотя бы пофлиртовать, но Клавдия запретила себе даже это. Она и курить бросила в один день. Сказала себе: все, я завязала. И никакой последней сигаретки и той, что можно выкурить, если выпьешь.
— Ты как будто стала еще прекраснее, — не унимался Сеня. — Вот я раньше слышал поговорку о женщинах, которые, как дорогое вино, с годами только лучше становятся, но скептически к ней относился. Но ты заставила меня поверить в ее истинность.
— Спасибо, дорогой, за эти искренние комплименты. Мне очень приятно слышать их. Но я хотела с тобой встретиться не для того, чтобы ими насладиться. Из семьи я тебя, естественно, тоже не уведу. Мы должны с тобой поговорить о ТОМ деле.
Сеня вскинул свои клочковатые брови. Глядя на них, Клавдия поражалась тому, что молодая жена, считай, современная девочка, не стрижет ему их.
— Ты сама велела забыть мне о нем, — проговорил Арсений.
— Себе тоже. Но мне напомнили о нем.
— Кто?
— Вчера ко мне в дом явились два опера из уголовки, и один из них — сын Комарова. Того рыжего усача, что…
— Я помню, кто такой Комаров. У меня профессиональная память, забыла?
Арсений потянулся к бутылке, но задел вилку, и она упала. Сеня наклонился, чтобы ее поднять, и Клава внимательно посмотрела на его затылок. Волосы все же стали реже со временем, и она увидела шрам. Его на голове Сени оставила ее сестра Лариса, она же Казачиха.