— Сдала она, конечно… Но титьки что надо, как и в молодости!
— А с ней кто? — спросил Гриша у приятеля.
— Без понятия. — Фродо сунул бутылку в карман и направился к такси, но Матросов его остановил:
— Ты куда?
— Хочу подобраться поближе. Зрение у меня уже не то, что в молодости. Как и слух. А интересно же, зачем Петровская приперлась сюда после стольких лет.
— Но ты не собираешься к ней подходить?
— По обстоятельствам.
И зашагал в нужном направлении. А Гриша остался у пакета, спрятавшись за него от посторонних глаз.
Глава 4
Сколько же она не была тут?
Тридцать пять, сорок лет?
Когда сгорел ее сынок Костик, Клавдия повесила на стену детской венок и его фотографию. Приезжала сюда после кладбища и, как и на могилу, возлагала цветы. Тогда она еще не знала, что дом подожгла ее сестра. Это выяснилось многим позже…
— Я думала, на этом месте давно выстроена новая дача, — сказала она, понаблюдав за тем, как экскаватор снес своим ковшом одну из стен. То ли она сделалась со временем хрупкой, то ли сейчас спецтехника стала более мощной, но обходились строители без шар-бабы, которой раньше крушили дома.
— Нет, тут все оставалось в том виде, в каком ты помнишь, — сказал на это Арсений. — Если не считать естественных изменений.
— Почему?
— Все, что было, я вложил в покупку земли. На строительство денег не осталось.
— Это твой участок? — удивилась Клавдия. Он не говорил с ней все то время, что ехали. Как вывел из кафе, посадил в машину, так сказал лишь одно: «Обсудим все, когда приедем на место!» В какое — не сообщил.
— Я купил его, когда вышел в отставку. Мне очень хорошо отсыпали тогда. А земля тут была не такой дорогой, как сейчас.
— Ты мог бы ее перепродать с огромной выгодой через пять, десять лет.
— Я это сделаю, но после того, как все тут снесу и залью бетоном место, где стоял дом. Хорошо, что моя супруга имела сбережения. Она дала мне денег на всю эту канитель.
— А у нее-то они откуда? — Клавдия помнила, что жена Арсения работала медсестрой.
— Наследство получила от тетушки. Открыла счет на образование дочери. Она у нас стоматологом стать хочет, и учеба в копеечку влетит.
— Твоя Полина не знала о том, что у тебя огромный участок на Рублевке? — Она все еще не верила в то, что Сморчка любят просто так.
— Нет. Это моя тайна.
— Я пока мало что понимаю, Сеня, — честно призналась Клавдия. — И сейчас я не про ваши отношения с женой. Мне дела нет до них. Ты объяснишь мне, почему мы приехали сюда? И что ты имел в виду, когда говорил, что Лариса не убивала всех этих людей?
— Еще когда ты спросила: «А кто тогда?», я ответил «Может быть, я?».
— Но это же не ты?
— Вопросительная интонация, Клавочка? — Сеня рассмеялся.
И в этот момент… именно в этот, черт побери… к ним подвалил бомж. Он был, как и все его собратья, грязен, вонял сивухой, но держался уверенно. По наблюдениям Клавдии, бездомные и обычные маргиналы, которые балансируют на грани, пьют, валяются под заборами, но имеют свой угол и родственников, готовых их отмывать и хотя бы изредка кормить, делились на две категории. Одни пресмыкались, всего боялись, ощущали себя червями… Другие — хозяевами жизни. Они бравировали своим положением. Да, я безработный, бездомный, вечно пьяный и, скорее всего, больной, но я свободный. А ты? Тебе кажется, что ходить в офис пять дней в неделю, а в отпуск — два раза в год, — это норма. Или ждать надбавку к пенсии и платить коммуналку, экономя воду и свет. Да, ты чистый. И питаешься регулярно. Бываешь на море. Или по мировым музеям ходишь, когда большой босс дает тебе отпуск. А я делаю что хочу и когда хочу. На то же море могу отправиться. Или в музей завалиться, если вход бесплатный, а я сходил в баню и раздобыл себе чистую одежду в благотворительной организации…
— Здравствуйте, люди добрые, — поприветствовал Клаву с Сеней бомж. Его Клава посчитала балансирующим на грани. Вроде и не червяк, но своим статусом не гордится. Принимает действительность такой, какая она есть. Живет себе и живет. — Не найдется ли у вас сигаретки?
— Не курим, — ответил Арсений.
— Клав, ты бросила?
— Я? — переспросила Петровская. Она, мягко сказать, удивилась, когда бездомный обратился к ней по имени.
— Вроде так тебя звали. Клавдией.
— Мы знакомы?
— А то. Я из Матвеевки. Помню те времена, когда вы с сестрой на пляж приезжали. Ты постоянно длинные сигаретки смолила. Они еще пахли ментолом. По тем временам диковинка.
Клавдия полезла в сумку и достала из нее сто рублей.
— На, сходи купи себе сигареты, — сказала она и отвернулась.
— На Рублевке? За сотку? — Федор хрипло рассмеялся. — Накинь еще столько же, чтоб мне на самые дешевые хватило.
— Пошел отсюда вон, — рявкнул на него Сеня.
Но бомж его не испугался. Глянул мельком, поморщился и вернулся к диалогу с Петровской:
— Я, между прочим, в вашем погребе последние несколько лет прожил. Сторожил владения.
— От кого?
— От призраков. Клава, ты бы знала, сколько их тут…
— Тебя зовут Ван Хельсинг?
— Че?
— Это специалист такой по оккультизму. Из романа Брэма Стокера.
— А я Федя. Федя Костомаров. Из Матвеевки.