— Сила воли. И гормональный спад. Тянуло первое время к насилию. Но я тебе говорила, что не это мне нравилось. А последствия. Вглядываться в лица, которые еще недавно были живыми, — это непередаваемо. Тем более зная, что это ты их сделал совершенными. Ты убивал и должен понимать, о чем я.
— Никогда не смотрел в лица тех, кого лишал жизни.
— А я видела сожранное крысами. Зрелище неприятное. И такое мне больше не хотелось лицезреть, хотя до этого я представляла плоть, по которой ползают червяки… — Она передернулась. — Нет, это все отвратительно. Чистый лик мертвого человека прекрасен.
— Ответить на мой вопрос, прошу. Что значит сила воли? То есть ты раньше могла воздерживаться от убийств, но особо не напрягалась? Зачем себе отказывать в удовольствии, так? И при чем тут гормоны?
— Я жила страстью. Она обуревала меня. Я хотела мужчин, ненавидела тех, кто мне изменял, и женщин, с кем они это делали. Как-то я задушила проститутку с трассы, которая как две капли воды походила на ту, что увела у меня моего циркача. Но ее я не могла достать, как и его, они вместе уехали за рубеж.
— Речь про карлика-силача? Неужели ты любила его?
— О да. Он был прекрасен… — Клавдия вспомнила его тело. Непропорциональное, да. Для кого-то уродливое. Но ей оно казалось невероятно сексуальным. — Я делала аборты и до замужества, и после. Мне все твердили: если ведешь беспорядочную половую жизнь, предохраняйся. Но от таблеток меня разносило, спираль доставляла дискомфорт, а о презервативах я просто забывала. Поэтому то и дело отправлялась на чистку. Последний аборт мне сделали неудачно. Или это просто мой организм обиделся на то, что я с ним так… В общем, меня посадили на препараты. Они вызвали сбой системы, я затухла, зачахла… Начался упадок сил. Возможно, не из-за пилюль. Просто я слишком далеко ушла от источника, из которого черпала живительную влагу. Елизавета Батори, венгерская графиня, принимала ванны, наполненные кровью девственниц, и сохраняла молодость и бодрость. Это исторический факт. Но она жила в темные времена. Была подвержена влиянию колдуньи. Так что не стоит удивляться тому, что она проводила глупый ритуал. На самом деле ей просто нравилось убивать. Если не своими руками, то при помощи слуг. В этом она черпала энергию.
— А ты перестала — и?
— Затухла. Во мне давным-давно пропала страсть. Ко всему. Я просто существую. По возможности комфортно. И не хочу вновь запылать. Боюсь, не справлюсь с пожаром…
— Но кто-то убивает людей, подобно тебе.
— Это не я. Остальное не важно.
Она помнила своего первого…
Имя — нет. Внешность тоже. Запах.
Он пах бензином. И немного травой.
Клавдия ехала с дачи в город, увидела мужчину, голосующего на обочине. Притормозила. Он попросил подбросить его. Сказал, что его машина сломалась, когда ее не удалось завести, он бросил ее и пошел на трассу, потому что нужно срочно попасть в Москву. Но его никто не хотел брать, и он сидел на обочине около часа. Запахи доказывали правдивость его слов…
Бензин и трава.
Оказалось, Клава как владелица дорогой машины стала потенциальной жертвой угонщика. Но поскольку она была еще и привлекательной женщиной, он решил не только завладеть авто, но и отыметь рассекающую на нем богатую сучку. Не на ту напал. Клавдия была сильной. Иногда, будучи под хмельком, она ввязывалась в стихийные соревнования по армрестлингу и побеждала многих мужчин. Тот, кто на нее напал, оказался слабаком. Она легко его скрутила. Пока думала, в милицию везти или просто выбросить из машины, он освободился и вытащил из кармана нож. Хорошо, что Клава вовремя заметила и смогла увернуться. Лезвие только поцарапало ее да платье разрезало. Но к своей бархатной коже и одежде Петровская относилась трепетно. Поэтому вышла из себя, накинула на шею мужичка ремень безопасности, затянула и держала его в своих сильных руках до тех пор, пока жертва не испустила дух.
Выпихнув труп из машины, Клавдия продолжила путь. Никаких угрызений совести она не испытывала. Страха тоже. Убила и забыла…
До поры.