Наша четверка присмотрела железную дорогу, идущую на Николаев, и с правым разворотом устремилась к цели. На разъезде увидели вагонов двадцать с танками и автомашинами. Паровоза впереди эшелона не было.
Обо всем этом я сообщил по радио командованию, а' сам повел «Илы» к дороге, которую нам надлежало «обработать». Но еще одна неожиданность: вскоре за разъездом появилась железнодорожная станция, на главном пути ее стоял пассажирский состав и паровоз, уже прицепленный к нему, устремленный на юг, то есть в сторону Николаева. Промчались мы над ним на высоте около четырехсот метров и видели, как из вагонов выпрыгивали гитлеровцы: санитары бежали в разные стороны от железнодорожного полотна, многие раненые прыгали на костылях, чтобы укрыться в какой ни попадись ямке, канаве, другие ползли подальше от злосчастного эшелона, третьи лежали неподвижно, устремив взгляд в небо, — будь, что будет!
Но у меня был приказ, и мы, облетев станцию, вырвались, наконец, к цели.
Об этом я тоже радировал командованию.
Шоссейную дорогу, обозначенную на наших картах, мы прочесали на совесть: фашистов с нее, как ветром сдуло. И вернулись мы домой с сознанием полного выполнения своего долга.
Примерно минут через пять-десять, после того как штурмовики отрулили к своим стоянкам, меня вызвал к телефону начальник штаба дивизии.
— Девятьяров слушает.
— Значит, так получается, Батя, ты противника увидел, мог его уничтожить, но «помиловал», ушел со своими орлами?
— Товарищ…
— Помолчи. На станции видели железнодорожный эшелон под парами? Почему не атаковали?
— Товарищ…
— На разъезде стоял состав? Вы его пожалели?!
— Товарищ…
— Молчи, Батя… Ты приказ знаешь…
Начальник штаба назвал номер приказа, время издания. А в нем говорилось, что группе самолетов, обнаружившей при вылете эшелоны, тем более с паровозами, стоявшими под парами, разрешается по приказу ведущего менять маршрут и атаковать подвижной железнодорожный состав вне зависимости от того, какое имелось первоначальное задание.
— Понял, Батя?
— У нас имелся приказ: штурмовать на шоссе технику и живую силу противника.
— Ты что, глухой?
— Я вас понял. Но приказа этого у нас нет.
— Ладно. На станцию мы направим другую группу. Через три-четыре дня мы снова вылетели по этому маршруту. Но теперь уже не повторили старой ошибки. На станции готовился к отправке эшелон в шестьдесят-семьдесят товарных вагонов, толкать его должны были три паровоза: два впереди и один — сзади. Все это в направление Николаева. Расправились с составом быстро. Но… Был в группе молодой летчик В. Колисняк. У его штурмовика имелись 37-миллиметровые пушки. Смотрю, снаряды он кладет как по заказу, с недолетом. Я ему кричу по радио:
— Колисняк! Ты что расстреливаешь: эшелон или кукурузу?!
— Эшелон!
— Набери высоту! Пикируй круче! У тебя снаряды ложатся с недолетом!
— Понял, Батя!
Вот ведь доля ведущего: не успел скомандовать Колисняку, как вижу, что из станционного здания ведет по нам огонь, и довольно точный, крупнокалиберный пулемет. Пришлось срезать круг впереди идущему штурмовику, который заходил на атаку цели, нырнуть до пятнадцати-двадцати метров, дать пару длинных очередей. Немецкий пулеметчик замолчал.
… Пятый заход. Только тут обращаю внимание на то, что на железнодорожном переезде, южнее станции, именно там, где «Ильюшины», делая разворот, накреняются, стоит группа немцев, несколько повозок: что им стоит открыть залповый огонь, пуля влетит в открытую форточку «Ила» и… Я, выйдя из атаки, отстаю от впереди идущего, набираю побольше высоты, затем разворачиваюсь под прямым углом и пикирую, посылая на переезд снаряды и кинжальные пулеметные очереди.
Последующий заход: станция горит, эшелон в пламени, на переезде — ни одной души. А всего мы тогда побывали над этой станцией десять — двенадцать.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, являвшийся в то время представителем Ставки на 1-м и 2-м Украинских фронтах, пишет в своей книге «Воспоминания и размышления»:
«По данным немецкой трофейной карты за 24 января 1944 года, в районе Корсунь-Шевченковского выступа, который доходил своей вершиной до самого Днепра, находилось девять пехотных, одна танковая и одна моторизованная дивизии, входившие в состав 1-й танковой армии немецких войск.
Эта довольно сильная группировка противника мешала 1-му и 2-му Украинским фронтам проводить дальнейшие операции в западном направлении, так как была расположена на флангах того и другого фронтов».
Дальше Г. К. Жуков отмечает: «…Крайне не вовремя наступила распутица, пошел мокрый снег, дороги раскисли. Нелетная погода до предела ограничила действия авиации. В результате войска не смогли полностью создать материальных запасов. Однако дольше ждать с началом операции было нельзя.
Корсунь-Шевченковская операция началась 24 января ударом 2-го Украинского фронта в общем направлении на Звенигородку. 1-й Украинский фронт начал атаку на сутки позже…