Земля помнит всё

А Вели, вдохновленный победой, казалось, без труда мог начать все сначала. Видя, что парень продолжает отплясывать просто так, желая повеселить их, благодарные зрители еще сильнее захлопали в ладоши. Бедняга Нуры, которому еще минуту назад принадлежали симпатии публики, был забыт. Девушки кричали Вели "молодец!", и он звал их в круг, он снова готов был плясать. Даже старики одобрительно качали головами — сносу нет парню. Только отцу Нуры тошно было смотреть на плясуна, у него сейчас одна мысль — выбраться поскорей отсюда.

Ничего, в другой раз думать будет, прежде чем выставлять сына против такого соперника!

А Вели все еще в кругу. Молодец, ничего не скажешь, здорово пляшет, задорно, весело. Ему уж и приз дали платок с бахромой на плечи набросили, а он только перехватил его рукой, чтоб не упал под ноги, и носится по кругу, чуть касаясь земли. Вот что значит победа!..

Начало темнеть. В переполненном зале не было уже ни одного свободного места. Кое-кто, предвидя это обстоятельство, расположился здесь заблаговременно, чуть не с обеда.

Вечер открылся торжественной частью. Гости из района и из соседних колхозов поздравили собравшихся с достигнутыми успехами и пожелали еще больших успехов в будущем. Назар вручал ценные подарки передовикам. Участники самодеятельности показали гостям и односельчанам свое искусство. Любители поболеть отправились на площадь: смотреть борьбу, состязание прыгунов за платками. Потом в клубе началось кино, а в просторном школьном зале банкет.

Застолье не сразу набрало силу, слишком уж все было пышно, торжественно и официально. Накрытые столы стояли в виде буквы "П". Прежде всего усадили гостей, им определили место за поперечным столом, лицом к остальным участникам банкета. Соседом Байрама справа оказался представитель райисполкома. Седой, дородный, он мало говорил, почти не шевелился, и Байраму подумалось, что этому человеку до смерти надоело представительствовать на подобных праздниках. Должностью своего соседа Байрам интересоваться не стал, но Назар, обращаясь к нему, неизменно говорил "товарищ Мередов".

Полномочиями тамады облечен был директор школы. Когда он поднялся с места, смуглый, худощавый, лет тридцати пяти, присутствующие как-то не сразу обратили на него внимание, разговаривали, шумели, и тамада поначалу растерялся, не зная, как себя вести. Он хмурил брови, морщил лоб, выразительно покашливал… Наконец стало тихо.

— Что ж, товарищи, — пророкотал директор, — если сейчас не согреться, когда ж еще и согреться… Холодновато… — И он зябко поежился.

Команда была дана. Сначала нерешительно, потом все дружней к бутылкам потянулись руки. Зал ожил, зашевелился.

Байрам по писательской своей привычке вглядывался в лица сидящих. Женщин было немного, видно, еще не приспело время, чтоб мужчины садились за такой стол с женами. И в Ашхабаде не редкость банкеты, на которых не увидишь ни единой женщины. Сона, жена директора школы, еще две-три женщины — хорошо хоть эти пришли. Их присутствие ни у кого не вызывает удивления, хотя своих жен большинство сидящих здесь мужчин явно предпочитает не приводить.

После первой же рюмки тамада предоставил слово товарищу из райисполкома. Товарищ Мередов кивнул, он, видимо, не сомневался, что первое слово будет предоставлено ему, поднялся с места и надел очки. Уставившись в одну точку, он ждал, пока станет совсем тихо. Дождавшись тишины, он почему-то снял очки, сунул их в карман и сказал:

— Дорогие товарищи! Колхозники и колхозницы!..

Эти слова он произнес громко и без запинки, но потом стал запинаться. Полез было в карман за бумажкой, по которой читал приветствие в клубе, но передумал и не достал ее. Представитель райисполкома говорил долго и медленно. Сообщил об успехах, достигнутых районом в целом, и о том, каков вклад колхоза "Бирлешик", привел ряд цифр, отражающих рост доходов и производительности труда. В заключение он провозгласил здравицу в честь тружеников села, в честь партии и правительства, а потом, спокойный и невозмутимый, опустился на свое место.

Несколько поутихнув, участники банкета деловито занялись едой и выпивкой.

А заняться тут было чем. Привольно раскинулись на блюдах роскошные гроздья монты, каждая ягодка с палец. Нарезанные огромными ломтями, медвяным соком истекали дыни.

Тосты других гостей были уже повеселее, и с каждым тостом все оживленнее звучали голоса, все ярче блестели глаза. И когда сосед Байрама слева, круглолицый, молчаливый парень, подняв свой бокал, заговорил вдруг о перспективах хлопководства в связи с приходом канала, его сразу начали перебивать, одергивать, хотя видно было, что парню очень хочется высказаться — говорил он свое наболевшее, выношенное в сердце…

— Селим-джан, — не выдержал сидевший рядом с ним молодой крепыш, — давай сперва выпьем, что налито, потом доскажешь!

Парень, толковавший о хлопководстве, махнул рукой, чокнулся с соседом и стоя опрокинул свой стакан.