— Не вроде бы, — сердито бросил Аманлы, — а так оно и есть.
Энекейик полоснула мужа взглядом, отвернулась и швырнула в печь сразу полведра угля.
— А я думаю, — все тем же невозмутимым тоном продолжал Гурт, — не может такого быть. Не поверил я твоему мужу.
Энекейик резко захлопнула дверцу. Пристально посмотрела на мужа. "Ты слышишь, что он говорит?" Аманлы, словно отвечая на безмолвный вопрос, кивнул головой и подмигнул ей. Такой он был противный, жалкий. Энекейик отвернулась.
— Что ж, Гурт-ага, — не глядя на гостя, сказала она, — три года в бригадирах ходил, хватит…
— Так… Значит, хватит?..
— Ой, там чайник небось вскипел…
Энекейик бросилась к двери. Гурт сидел, опустив голову. Обманула. Обманула и бежать, стыдно ей. Правду тоже, иногда непросто бывает сказать, а все же не сравнишь с тем, как врать, если, конечно, сызмальства к этому делу не приучен… Значит, Аманлы ничего ей не говорил. Соврала, бедняжка, чтоб мужа выручить. Что ж, ее тоже винить не станешь. А потом Энекейик знает, Гурт все равно не поверит, такого не обманешь.
Гурт вздохнул и поднялся. Провожать гостя Аманлы не пошел.
Аманлы сидел не шевелясь, глядел в одну точку. В доме стояла тишина, и эта напряженная тишина тисками сдавливала ему сердце. Гурт ушел, чай пить не стал. Что ему чай? Он свое дело сделал, поиграл на нервах. Дернет и ждет, какой звук будет… Чего ждал, то и услыхал. А все трусость проклятая! Стоило Гурту явиться, сразу и руки дрожат, и язык заплетается!.. Теперь что ж, теперь у старика никаких сомнений, Энекейик он не больно-то поверил. Не стоило и брехать, такого все равно не проведешь…
А как же это случилось? Как он вляпался в эту историю? Может, зря три года назад, когда подыскивали бригадира в целинную бригаду, Машат именно к нему обратился? И ведь знал, лиса, чем прельстить — заработками. Потому что на целине, если воду дать, урожаи огромные. К тому же арбузы, дыни сажать разрешили. Он тогда сразу почуял: дело стоящее. На стройке ему осточертело. Каждый день туда-сюда на велосипеде гонять — ноги протянешь. Ошалел он от этого велосипеда, а тут как раз Машат со своим предложением. Вернулся в колхоз. Вроде примера получилось: правление, мол, на них, на сбежавших, обиды не держит, даже должности им доверяет. Тогда все получилось в лучшем виде.
Три года на целине вкалывал. Денег огреб мешок. За такие доходы можно и мягкой постелью пожертвовать. Энекейик не жаловалась, не ворчала особо. И не потому, что деньги ее манили: когда он в город ушел, она тоже слова не сказала, привыкла на одну себя надеяться.
Семь лет назад, когда его первый раз поставили бригадиром, совсем другое дело было — не справился. Попробуй справься, когда плана и то не даешь. Трудодень жиденький, народ недоволен. В общем, сказали ему тогда: сдавай дела.
Машат промолчал про это, а председатель не знал, он был человек новый. Вот когда привалило Аманлы счастье. Не привалило, на скакуне принеслось. Уже в первый год урожай был на славу, на второй еще лучше. А на третий… Вот в этом третьем, самом богатом годе вся и загвоздка. Засеяли сверх плана сто гектаров, Машат велел. Подумаешь, сто гектаров, когда степи этой ни конца ни краю. Капля в море. Машат все обдумал, обосновал. Обманывать государство — этого у них и в мыслях не было, просто запас нужен. Ведь на тех землях, где третий год сеяли без удобрений, урожай мог резко упасть, удобрять времени не оставалось, да и где взять лишний суперфосфат? А хоть бы и нашелся, во сколько ж это встанет — за сто километров удобрения возить? Никакого расчета нет. Решили подстраховать, лишку посеять.
Аманлы согласился сразу. Спросил только, в курсе ли председатель. "Кто ж такие вещи без председателя делает? — удивился Машат. И добавил. — Ты чем не надо голову себе не забивай, для тебя я начальство".
— Хлопчатник взошел неплохо. Гектаров десять только перепахать пришлось. Еще двадцать не перепахивали, просто с учета сняли. Из новых ста гектаров тридцать взяли на учет. Семьдесят осталось.
Аманлы без конца приставал к Машату с этими семьюдесятью гектарами. Тот все отмахивался. Успеется, до уборки вагон времени. Ты знай поливай да культивируй! А один раз сказал, вроде как между прочим, с учетом, мол, надо поаккуратней, все расходы только за счет плановых площадей.
Аманлы струхнул, а вдруг комиссия из района. Машат осмеял его: степь перемерить — кому это в голову взбредет? "А если кто из наших докажет?" — "Брось! — Машат презрительно махнул рукой. — До чего ж ты труслив, заячья душа! Ну сам-то сообрази, на кой черт людям на тебя доносить, если им от этого одна сплошная выгода. Да и кто замерять будет? Трактористы твои? Поливальщики? Они ж понятия ни о чем не имеют, только мы с тобой в курсе. А насчет председателя пускай у тебя голова не болит. Это я беру на себя".
В общем, успокоил. Машат правду сказал, председатель ему доверял, целинные земли целиком были на его ответственности. Еще бы Назару сюда катать, в селе только успевай поворачиваться! Заглянет на часок раз в месяц… А потом большой урожай — это ведь и председателю честь, и колхозу.