Земля русская

Во многих местах встречал я радушных людей. Но тут… Седые старушки вглядывались в нас, приставив к глазам козыречками черные ладони, спрашивали негромко: «Издалече ли, сынки?» — «Неблизко», — скажем. И зовут в избы, за стол усаживают — рады угостить, чем богаты. Станешь отнекиваться: сыты, мол, спасибо, от себя зачем отрываете, о, как обидятся, перечислять возьмутся, что в доме есть, чем богаты. А к слову припомнят и «тые годы лихие, когда по крохам целый обоз питерский собрали». Это отсюда, из Нивок, через Рдейские болота протянулись в Ленинград 250 подвод с продовольствием, и «окно» через фронт обеспечивали обозу гвардейцы-панфиловцы.

Часто седых старушек встречали мы у обелисков.

В селе Крутец я хотел отыскать место, где упал сраженный пулей одиннадцатилетний Коля Быстров. Коля с мамой жили в деревне на берегу Шелони. Под вечер в деревню вошли каратели и расположились на ночлег.

Не было у Колиной матери ни рации, ни почтового голубя, ни громкого голоса, чтобы крикнуть через Шелонь, предупредить партизан. Был у нее только сын, ее единственный мальчик, ее надежда и опора. Она послала сына.

И вот ночью в еще не отгремевшем бою Колька за руку тянет командира к своему дому, чтобы скорее обрадовать мать, рассказать, как выполнил наказ, но увидит ее на полу истерзанную и мертвую.

Над глыбистым мерзлым холмом братской могилы командир сказал Кольке: «Вот автомат, теперь ты — мститель».

Я все пытаюсь представить Колину мать в тот момент, когда посылала она сына через заснеженную Шелонь к своим. И вдруг мне привиделась та, присевшая на приступке крыльца в Красухе. Будто поднялась она, разогнулась и подняла руку к востоку: иди! Святая сила материнская, нет тебе меры, нет названия! Поднялась ты над землею русской бурей могучей и зарею светлой, скорбью и гневом, великой любовью и неизмеренной ненавистью. Поднялась ты, сила материнская, до самоотречения — во имя света и правды, во имя земли родной…

…Уже встают над Шелонью корпуса нового города энергетиков. Поднимутся высокие трубы мощной ГРЭС, пролягут автострады, встанут поселки на Рдейских, Серболовских, Цевельских мхах — преобразится край. И может быть, вот тут, у пирамиды-рубежницы на месте Железницы, новый скульптор изваяет иную мать, не скорбящую, а благословляющую на святой бой детей своих.

* * *

Это сказание из поколения в поколение передают жители села Вшели Солецкого района.

«Смутное время», «разоренье» — так назвал народ начало XVII века. Шведы заняли новгородскую землю, грабили и жгли деревни. Горе заставляло людей покидать насиженные места. В глуши возникли поселения беженцев.

Шли годы. Изгнаны с русской земли враги. И люди снова выходят из лесов.

Первых, кто покинул лесные дебри и вышел к речке Мшаге, так и назвали — вышельцы. Немного их было, три семьи. Построили они себе на новом месте маленькие курные избушки, на лодках-долбленках ходили по реке.

Вскоре выходцы из глухомани основали поблизости другие деревеньки — Новоселье, Низы, Сторонье.

Маленькие Вышельцы выросли в большое селение, которое стали называть Вышели. Со временем упростилось это слово. Вот и зовут его теперь Вшели.

* * *

Шел Иван Грозный на Новгород с войском и опричниками, кровью путь отмечал. А в одной деревне жители не побоялись царя, вышли встречать его, далеко вышли — километра за четыре от дома, где речка текла. Вышли с хлебом-солью, с хоругвями.

Понравилось Ивану Грозному и бесстрашие, и что смирение явили. Приказал он выкатить бочку пива, угостил встречающих. А порожнюю бочку велел бросить в речку и сказал:

— Пусть эта речка зовется Бочка!

И верно ведь: до сего времени носит речка то имя.

Когда царь в деревню пришел, спросил, как она прозывается. Ему ответили — Красноборьем. Подумал Грозный и сказал:

— Раз я тут остановился, пусть от сего дня зовется деревня Красными Станками.

Жителям дал Иван Грозный грамоту об освобождении от налогов. Говорят, хранилась та грамота в церкви, но церковь сгорела. И то сказать, не было при господах так, чтобы бумага о воле мужицкой куда-нибудь не затерялась.

* * *

Темной ночью кто-то постучал в окно к Прасковье Никитичне Савиной. Вышла она на крыльцо и узнала в темноте родного сына. «Не шуми, — сказал сын матери, — убежал я, не хочу на войну ехать». Не пустила мать сына в избу, захлопнула дверь перед дезертиром. А наутро пошла к уездному начальнику милиции и сказала: «Не могу позора снести, сын у меня дезертир». Было это в селе Ильинское под Великими Луками в 1919 году.

* * *

Батрачка из деревни Прудки Себежского уезда Татьяна Порфирьевна Зуева уговорила мужиков организовать общество взаимной помощи. Мужики выбрали ее председателем. Председатель начала с того, что купила пружинную борону. Затем в деревне открыли красный уголок и организовали агрономические курсы.

* * *