Земля русская

Недавно стало известно имя еще одной героини — колхозницы из деревни Прямушенки под Андреаполем Евдокии Смирновой. Ее подвиг, может быть, скромен и не попал в политдонесения тех дней. Она пекла хлеб для партизанского отряда И. С. Борисова. А когда фашисты узнали об этом и стали ее допрашивать, приняла мученическую смерть от руки врага, но не выдала партизан.

* * *

Жили в деревне Красный Холм братья Илья и Иван Андрешовы. Те, кто помнит их, говорят: добрые крестьяне были. Умели что хлеба растить, что скотину водить. Так что не зря поставили их односельчане бригадирами.

Ушли братья на войну, как исстари все мужики на Руси ходили, — по пути щупали пальцами ржание колосья и вздыхали: как-то бабы с хлебом управятся…

Жены их, тоже как все солдатки русские, — на поле от зари до зари. И ребят на ноги поднимали. У Катерины, жены Ильи, было ни мало ни много — десятеро, а у Дарьи, Ивановой жены, — трое.

Сыновье дело — на место отцов вставать. Погиб Илья — пошел на фронт его старший, Александр. А первенец другого брата, Ивана, — Алексей к тому времени пастухом стал. Тихий, говорят, парень был, уединение любил. В поля ли уйдет, в леса ли — все к деревьям присматривался, к травам, к облакам летучим, к воде бегучей. Кто уверяет — песни он складывал, кто — стихи писал. Но наверняка о том никто не знает. Когда же погиб и Александр, пошел на войну и он. Было ему тогда семнадцать. И сейчас хранятся у матери его письма. В одном он пишет: «Мама, все думаю о вас, как вы там, есть ли хлебушко…»

Мать помнит его тихим, мечтательным парнем. Но вот что написали ей, в Красный Холм, после его гибели:

«Ваш сын Алексей Андрешов, комсомолец, участник боев под Псковом, Ригой, в Польше и Германии, пал смертью храбрых за рекой Одер. За период боев им уничтожено 47 фашистов. Алексей награжден орденами Красной Звезды и Славы II степени, медалью «За отвагу». Ему присвоено звание Героя Советского Союза…»

Окончилась война. И к этому времени подрос, поднялся самый младший Андрешов — Борис, сын Ильи. Знает он войну лишь по портретам в темных рамках, что висят в его хате и во всех избах по деревне. Да еще по ранним мозолям. Тогда ведь мужчинами считали не по годам — по глубине вспашки. А он уже в двенадцать лет умел вести борозду прямую и глубокую. В семнадцать сел на трактор.

Вот так с тех пор, уже скоро двадцать весен, и пашет Борис землю. Пашет, сеет, жнет — словом, делает одну из самых обыкновенных трудных и нужных работ из тех, что существуют на земле.

Обыкновенную? Хотел бы я взглянуть на того, кто скажет это в августе, когда ласточки сбиваются в стаи и гирляндами висят на проводах. Клонит колосья рожь, звенит на сухом ветру головками лен. Тут и проходит земледелец извечное свое испытание. Заливает солнце человека жарким потом, скрипит земля на его зубах тонкой пылью. Но выдержать это испытание страдой — значит ежедневно испытывать чувство глубокой и ясной радости.

…В одно лето купил совхоз льноуборочные комбайны, в четыре-пять раз ускоряющие и облегчающие уборку льна. Не всем новые агрегаты сразу подчинились. Кое-кто уже на втором заезде вынес машине безапелляционный приговор: не пойдет. У Бориса Андрешова комбайн сразу пошел. А на второе лето он работал на нем уже вместе с женой.

Жаркий был тот август. Андрешовы уходили с поля после заката. Пропыленные, прокаленные солнцем, устало шли они к дому, и в ушах стоял моторный гул. За короткую ночь не успевали уши привыкнуть к тишине. Утро — и опять ведут они машину по звенящему льняному полю. Струятся по щитку желтые стебли, стелются по полю лентой, и кажется Борису и жене его Маргарите, что ткут они длинное-предлинное полотно. Размоталось, раскинулось оно на сотню гектаров… Три нормы за день одолевали. В следующем августе повторили…

Так работают Андрешовы в страду. В остальное время года Борис — обыкновенный тракторист: пашет, сеет, грузы возит…

* * *

Если переплыть на челне Волгу в том месте, где вливает в нее воды Тудовка, и пойти по притоку вверх, вдоль давно не хоженных дорог, увидишь старые печи, заросшие высокой травой. Березы и сосны посеяли тут семена, и вот пошел в рост по бывшим придворкам и проулкам густой подлесок. В подлеске и в травах живет ветер. И бывшим солдатам кажется иногда, что он и сейчас еще пахнет дымом военных пожарищ.

Разоренную землю люди заселяли медленно и негусто. На Жуковском пепелище и поныне лишь два дома стоят на пригорке, да кошара прилепилась к склону холма, укрылась от северных ветров.

А места здесь изумительно красивы! Особенно хороши вечерние зори, тихие, широкие. От них даже эта речка — тихоня Тудовка пламенеет червонным золотом в зеленых тростниках. А по горизонту — лес. Похож на зеленую пилу, которая пилит зарю.