Земля русская

Раменцев — мужик крепкого крестьянского корня, и нужна была немалая сила, чтобы сдвинуть его с земли. Пришел он с войны, женился, избу поставил. Работал в МТС шофером, директор своим помогал — давал тракторы лес вывезти, помог и Раменцеву. Ну, а избу поставил — кадр, считай, надежный, из деревни не побежит. Они, эти эмтээсовские мужики, такими в основной массе и были: когда МТС ликвидировали, остались со своими машинами в деревне. Раменцев тоже остался, с той лишь разницей, что не в колхозе, а в сельпо. Однако председателю Раменцев нужен был не сельповский, а колхозный. Стал он его прижимать. В те времена это просто делалось: сена на корову не давать, выпаса лишать, огород урезать… И видать, нашла коса на камень. Были в ту пору «косы» такой закалки, что и «камни» подрезали! Надо ли — другой вопрос. Это теперь, задним числом, вопрошаем, когда последствия видим, а тогда: та не коса, которая камня убоялась, — в два счета меняли. Короче говоря, выжили Раменцева из деревни.

Со стороны поглядеть — ничего он не потерял: квартиру в городе получил, машину легковую дали — при начальстве личным шофером состоял, — уважением пользовался. Чего там, безотказность да добросовестность везде ценятся. Но тоска по деревне, видать, точила, так и так примеривался он, но все как-то не выходило пути к земле. Попробовал взять участок в садовом кооперативе, но какая для души сласть в том муравейнике? Ковырянье ради ведра ягод. Ни приволья, ни радости. А тут как раз объявили малодворки неперспективными, стал народ съезжать в центры, да и старухи умирать начали — появились свободные избы. С другой стороны — городских в деревню потянуло. Чего же: автомобиль есть — захочешь дачу. Плохо ли: отработал свои часы, сел за руль — и отдыхай на свежем воздухе. Словом, потек дачный народ в малодворки. Подстатило и Раменцеву: купил кучу прелой соломы да четыре стены гнилушек за полторы сотни рублей. Тут ему, конечно, повезло, не в смысле дешевизны, а в смысле места. Чудесное место этот крутояр над Волгой в окружении березовых и сосновых перелесков! Большая дорога в двух километрах, сухо кругом — в любое время проедешь.

«Оно видишь как получается, — говорил он мне, когда был расположен к откровенности, — коренному жителю вся эта прелесть неудобной стала, а нашему брату в самый раз, мы того и ищем. Поразмыслить бы, отчего так вышло, а?» — «Подумать, конечно, следует, — отвечал я ему, — но того, что случилось, думой не поправишь. Вперед поглядеть — это другое дело. Что, по-твоему, тут будет лет через пять-десять?» — «М-да… Гадать за всех не берусь, а о себе скажу так: сковырнуть меня отсюда можно только бульдозером. Допустим, выйдет такой закон, во что я, конечно, не верю, турнуть нас всех из деревни, но допустим… Тогда я пойду на крайность: увольняюсь в городе и нанимаюсь шофером в колхоз. Могу и прописаться и огород получить. В квартире женка с сыном останутся, а я до пенсии прокантуюсь, на пенсию выйду — кто меня отсюда выгонит?» Тогда я спросил у Раменцева, какой ему расчет ждать крайности, если шофером его колхоз и сейчас возьмет, а город, надо думать, как-нибудь без него обойдется. «Да видишь ли, — ответил он, не задумываясь, видимо, уже не раз примеривался к такому варианту, — оно неплохо бы и сразу, но все как-то осторожка берет, по совести сказать, на авось надеешься. Авось пронесет. Пока нашего брата в рамки не ставят, можно и так. Это кому хошь приведись. Конь в хомут сам не лезет, надеть на него надо».

Таков этот новый хозяин бабки Груниной избы. Как на него глядеть? Глазами деда Митряя? Сплошная неразумность. Продолжать нейтралитет, который до сих пор занимает колхоз? Можно, конечно. Пока не станет экономической помехой хозяйству. Но стоит ли ждать того момента? С «помехой» ведь придется бороться, а это уже будет сложнейший социальный конфликт.

Всякое явление, если вовремя понять его и оценить, можно и  н у ж н о  использовать для всеобщей пользы и выгоды. Хозяин земли — колхоз и совхоз. На этой земле поселился новый, попервости непривычный, житель. Время идет, и к нему привыкают. А привычка приводит к контактам. Разумным и выгодным для обеих сторон. Такие контакты уже есть, смысл их сводится к тому, что новый житель «неперспективки» — не посторонний колхозу и совхозу человек, а  у ч а с т н и к — участвует в меру сил и возможностей и в труде и в жизни коллектива.

Чем же в таком случае станет деревня Стариково Устье? В двух соседних с ней деревнях уже нет ни одного коренного жителя. Обликом деревня, а образом жизни… Ни деревня, ни город. Дачное селение. Непривычно, глаз режет. Но ведь реальность!

* * *

Говорят, жизнью нельзя ни возмущаться, ни удивляться, жизнь надо прежде всего понять. И все-таки я дивлюсь: как ни говорите, а процесс любопытный — г о р о ж а н и н  у к о р е н я е т с я  в  д е р е в н е.