Земля Тиан

Встречи их продолжались и Елена привыкла к ним… Он регулярно держал ее в курсе всех своих честолюбивых планов, из которых, пока что, ни одному не суждено было осуществиться. Она любила говорить с ним на отвлеченные темы, обсуждать прочитанные книги, и в этих случаях Андрей Ильич был незаменимым собеседником. Он знал решительно обо всем, прочел и помнил, казалось, все книги, которые только существуют на свете… Иногда он принимался читать ей бесконечные поэмы своего изделия, в которых фигурировали какие-то допотопные рыцари, мавры, а, подчас и нечистые духи. Елена слушала его снисходительно, но если чтение сверх меры затягивалось, — без церемонии прерывала шутливым замечанием. Андрей Ильич насмешек над собой не терпел; он тотчас складывал свое писанье и больше о нем не заговаривал.

По временам между ними происходили страстные сцены, после которых у Елены всегда оставался в душе осадок беспричинной тоски, а Книжников на несколько дней тяжело и мрачно задумывался. В эти дни он казался Елене далеким и чужим. Он чувствовал, очевидно, эту отчужденность и переживал ее с усилием, молча сидя на коврике перед камином и глядя в огонь. Потом, постепенно, отношения их опять выравнивались до следующего припадка страсти…

Елена долго не могла разобраться в этом сложном смешении чувств. В конце концов она пришла к тому заключению, что все это надо прекратить. Тайный инстинкт подсказывал ей, что финалом их отношений будет бессмысленная драма. Андрей Ильич хорош был на расстоянии, вблизи же он неизменно порождал смятение и душевную тяжесть.

Сам Книжников по этому вопросу вряд ли имел ясное мнение. Возможно даже, что Елена, за один взгляд которой он готов был, как говорят, расшибиться в лепешку, подобно рыцарям, о которых он так пространно и скучно писал, — существенно отличалась от настоящей, живой Елены. Основанием для всех суждений Андрея Ильича неизменно служила его собственная богатая и своеобразная фантазия, при помощи которой он, не стесняясь, вносил поправки в действительность.

Кроме всего этого, где-то, вне их мира, существовал призрак — m-me Книж-никова. Имя ее никогда не произносилось между ними, но постоянно, особенно в минуты их близости, она незримо присутствовала тут же, внося свою каплю яда в их отношения.

В этот день Елена хотела прямо объявить Книжникову о своем решении, но он влетел к ней радостно-возбужденный, полный каких-то надежд. Он тормошил ее, наивно радовался и смеялся. Она сама смеялась и невольно радовалась чему-то вместе с ним. Расстались они трогательно и нежно. У Елены не хватило решимости заговорить.

Но, сидя одна за столом в артистической уборной, она ясно осознала, что это — минутно и непрочно. Истинная суть их отношений не в этой мгновенной нежности. Если бы было у нее к нему настоящее, непреодолимое для нее самой чувство, — другое дело, но при настоящем положении самое честное и правильное — оборвать решительно.

Когда Елена подошла к телефону, в душе ее не было колебаний.

— Елена, вы? — послышался в трубке голос Книжникова. — Я на минутку вырвался из дома. У нас гости… Захотелось послушать ваш голос…

— Вот что, Андрей Ильич, — решительно сказала Елена, — приходите ко мне завтра в пять. Я должна с вами серьезно поговорить. Очень серьезно.

— Серьезно поговорить? — переспросил Книжников и по голосу его было слышно, что он встревожен. — О чем, Елена?

— Завтра и скажу. Только не опаздывайте. В шесть у меня репетиция. Слышите? Обязательно.

— Да, я буду непременно… Но в чем дело, Елена? Что случилось?

— Я ничего не скажу сейчас. Завтра, в пять… А сейчас мне некогда, через 15 минут мой номер. До завтра, Андрей Ильич. До свиданья! Нет, нет, мне некогда… Я вешаю трубку…

Она отошла от телефона.

Завтра он придет к ней уже взволнованный… Но все равно, порвать надо теперь, пока не поздно. Дальше в лес, больше дров… Твердости у нее хватит. Вот неизвестно, как у него…

Номер Елены прошел с относительным успехом: гвоздем вечера было выступление Милочки.

Когда, разгоряченная от танца, тяжело дыша, Елена взбежала по лесенке в артистическую уборную, — бой подал ей карточку.

На крупном листке картона готическим шрифтом было отпечатано:

ХРИСТИАН ОТТО КИНДЕРВЕЙЗЕ ТЕАТРАЛЬНЫЙ АГЕНТ

Китай, Филиппины, Британская Индия, Ява.

и на обороте по-английски:

«Не откажите подойти к моему столику по делу».

Киндервейзе был известен всему театральному миру. Он брал большие проценты, но, если предлагал дело, это всегда было выгодно. Мелочью он не занимался. Елена торопливо оделась, стерла грим и поспешила вниз.

Киндервейзе, худощавый, высокий, в безукоризненном «фрако» и с черным пенсне на носу, сидел за столиком с молодым китайцем в голубом шелковом халате. Когда Елена подошла к ним, он привстал. Китаец безучастно остался сидеть на месте.

— How are you, miss Elita? — приветствовал Елену Киндервейзе. — Садитесь. Чем прикажете угощать вас? Бокал вина?

— Благодарю вас, — сказала Елена. — Вы хотели говорить со мною?

— О, да!