— Брат еще при мне из дома ушел, — снова заговорила Маруся, — не поладил с отчимом. Где он теперь, никто не знает. Пошел в отряд к Нечаеву…[19]
Может, убит давно.— А как же вы в Шанхай попали? — спросила Елена. — Одна?
Маруся подняла голову.
— Я потихоньку уехала, — сказала она. — Когда отчима уволили с дороги, жить стало трудно, — я решила сама зарабатывать. Взяла, да в Шанхай и удрала. В Сайгон ездила, там один сезон работала, в Чифу прошлым летом была… Еле ноги оттуда унесла.
— Что же у вас там вышло? — спросила Елена. — Не выпускали?
— Ну да! — сказала Маруся и засмеялась, закинув руки за голову. — Там хозяева почти все такие: завезут девушку, наобещают три короба, контракт хороший дадут, а потом на этом контракте и ловят. Если девушка с характером, читы не пишет, авансов не берет, — тогда штрафовать как начнут, — никуда не денешься! И за то штраф, и за это — штраф! К концу месяца глядишь, вместо жалования один долг на шее. И уехать не уедешь. Полиция не выпускает. Отработай долг, тогда езжай. А разве отработаешь? Что дальше, то хуже только залезешь! Бывает, что за долги потом в заведение попадают… Ну, да я не из таких. Как увидала, чем пахнет — сказала Чарли, это мой свитхарт[20]
был, чиф[21] американский. Он вдвоем с приятелем взял да меня и выкрал!— Выкрал?! — улыбнулась Елена. — Rаким образом?
Маруся звонко засмеялась.
— Чтоб вы знали! Пожитки мои, платьица и мелочь всякую, девушки понемногу повытаскали, а Чарли билет мне купил на японский пароход, до Циндао. Вечером, в баре сговорились. Все кабаре помогало. На другой день — купаться, всей гурьбой. Я прямо так, в купальном костюме на рикшу села. Только халат накинула. Стали купаться, визг подняли, крик, взапуски плавать начали… Тут Чарли со своим другом несется на моторе. Подхватили меня прямо из воды на мотор и — тягу! Пароход в море догнали. Показали билет, все — о'кей, капитан, япошка, смеется. Вот так и удрала. Чарли, бедный, только поплатился: ему одну нашивку спороли, без разрешения казенный мотор гонял… А все-таки весело было в Чифу… Жаль…
Она вздохнула.
Елена слушала Марусю внимательно, разглядывая ее лицо. Задорный, вздернутый носик, темные, добрые глаза под начерненными ресницами, пухлый, безвольный подбородок, густая волна выцвеченных перекисью волос.
— Странная вы, Маруся, — сказал она, — только рассказывали, что еле ноги унесли, а тут же жалеете. О чем? Чарли вашего жалко?
— Не знаю, — протянула та. — Нет, Чарли не жалко. Да он уехал уже, в Америку. Просто так…
Снова наступило молчание.
— Елена Николаевна, дорогая, — вдруг спросила Маруся, — вы не боитесь ехать дальше?
— Нет, Маруся, не боюсь, — ответила Елена серьезно. — А вы?
— Все девушки боятся, — сказала Маруся. — В Шанхае как-то не подумал никто, а тут, в Ханькоу, кого не спросишь, что за Гуй Чжоу, — никто не знает. Киндервейзе молчит, как истукан, или отшучивается. Его это теперь уже не касается. Неволина Клавдия спрашивала, так он только выругался: «К черту под хвост едем!» — говорит. Сам он ничего не знает.
— Колин приятель этот, Дорогов, сказал, что очень далеко, в двенадцать дней не доедем, — заметила Елена.
— И Тенишевский нам с Тасей тоже самое говорил, — перебила Маруся. — Только он все шутил, смеялся. Китайскую сказку нам рассказал, про черепаху, которая под землей лежит. Огромная, в сто верст. Потом про господина Лю спрашивал, про Каца… Вы знаете, Елена Николаевна, он ведь сам пианист. Наверно, очень хорошо играет. А танцует как! Правда, Тенишевский интересный?
Елена улыбнулась.
— Он вам понравился, Маруся? Влюблены?
Маруся неожиданно густо покраснела.
— Тороплюсь! — сказала она, но тут же храбро спохватилась. — Да уж конечно, не то что наш Кац, замухрышка. Вот с таким не страшно было бы и ехать.
— Тенишевский, видно в деньгах не нуждается, ему такая халтура ни к чему, — возразила Елена. — Придется вам, видно, в Каца влюбиться. Попробуйте!
Маруся презрительно фыркнула.
— Нет, Елена Николаевна, милая, серьезно, как вам Тенишевский понравился? Правда, он какой-то особенный?
— Я плохо его разглядела, — сказала Елена, — и совсем с ним не разговаривала. Наружность у него в самом деле оригинальная.
— Верно, интересный?! — подхватила Маруся. — И веселый! А тот, что с вами сидел — кисляй какой-то. Вам не скучно с ним было?
Елена снова улыбнулась.
— Нет, Маруся, он совсем не кисляй. Просто серьезный человек. По первому знакомству, конечно, судить трудно, но впечатление Дорогов на меня произвел хорошее.
Она взглянула на часы.
— Смотрите, Маруся, три часа. Спать не пора?
Маруся послушно спустила ноги с кровати.
— Спокойной ночи, Елена Николаевна. В самом деле поздно.
Но уходить она медлила. Долго искала брошенные ею на пол туфли, посмотрелась в зеркало, поправила волосы… Потом порывисто подошла к кровати и снова присела.