Земля Тиан

На закрытой двери красовалась вся исколотая кнопками визитная карточка не первый свежести:

ЕВГЕНИЙ ВЕНИАМИНОВИЧ КАЦ.

ПИАНИСТ-СОЛИСТ.

Тенишевский постучал.

— Войдите, — раздался голос из комнаты. Дверь тотчас приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулся тот самый маленький, чернявый человечек, которого Дорогов и Тенишевский видели вчера за роялем в театре «Виктория». Он был в одних белых трусиках и в туфлях на босую ногу. При виде двух незнакомых, хорошо одетых мужчин он опешил и отступил назад. Тени-шевский не дал ему опомниться.

— Г-н Кац? — сказал он, протягивая руку. — Очень рад познакомиться. Не уделите ли полчаса для деловой беседы?

Кац смущенно разглядывал неожиданных гостей.

— Простите, — сказал он несколько шепеляво, — я только что проснулся. Одну минутку, я оденусь.

— Не трудитесь, — удержал его Валериан Платонович, — поговорим и так. Он вошел в дверь мимо ошарашенного Каца. Дорогов последовал за ним. Во всех углах комнаты довольно неряшливо были разбросаны разные принадлежности мужского туалета. За чайным столом сидел белокурый, коренастый мужчина лет тридцати, стриженый бобриком, в пестром японском халате. При виде вошедших он встал.

— Что угодно? — спросил он грубовато.

Тенишевский протянул руку и ему.

— Г-н Неволин? Рад, что застал вас дома. Нам нужно поговорить с вами и с г-ном Кацем.

Скрипач крепко потряс его руку.

— Садитесь…

Они сели. Кац, накинув на голые плечи пиджак, подсел тоже.

— Г-н Кац, — сказал Тенишевский без всяких предисловий, — мне поручено предложить вам и г-ну Неволину вернуться в Шанхай.

Он сделал паузу. Музыканты переглянулись и на лице Каца мелькнуло выражение испуга.

— To есть как это «в Шанхай»? — спросил он нерешительно.

— А кто вы такие? — пробасил Неволин.

— Не волнуйтесь, господа, — продолжал Валериан Платонович, — кто мы такие, для вас не важно. Наши фамилии вам ничего не скажут… А предложение мое вам, я надеюсь, подойдет. Скажите, г-н Кац, только прошу, откровенно, на какой срок у вас контракт?

Кац молчал недоверчиво.

— На четыре месяца, — сказал Неволин.

Тенишевский закурил.

— Ну так вот: оба вы завтра получите полностью ваше жалование за весь остающийся до конца контракта срок и по 50 долларов на дорогу. Вопрос с неустойкой, если она у вас есть, я берусь уладить тоже. И ближайшим пароходом, послезавтра вы должны выехать в Шанхай. Вместо вас поедут другие музыканты. Согласны?

— Почему нет? — сказал Кац, выдержав паузу. — Но только для чего это? А кто поедет вместо нас?

— Какая разница? — спросил его Тенишевский. — Я спрашиваю, устраивает ли вас такая сделка?

— Ну, все таки, — повел бровями Кац. — Раз кто-то едет, значит, есть расчет ехать?

— Хорошо, — перебил его Тенишевский, — я расскажу вам прямо, в чем дело. Поедет племянник одного видного лица и его приятель. Мальчишки набедокурили с векселями и их надо месяца на два-три убрать подальше.

Кац просиял.

— Я же сказал «почему нет?» Но только, знаете, там, куда мы едем можно хорошо заработать. А в Шанхае сейчас что? Я говорю вам: мертвый сезон!

— Не торгуйтесь, — нахмурился Тенишевский. — Подумайте лучше о том, что едете вы вовсе не туда, «где можно хорошо заработать», а попросту на чертовы кулички, где к тому же каждый житель — хунхуз. И еще заметьте, что я могу обойтись и без вас, если вы не согласитесь.

Неволин вмешался.

— Я согласен. Тут в Ханькоу говорят, что действительно дичь страшная это Гуй-Чжоу. Я уж и то жалею, что поехал. Что там делать? Туда не скрипку с собой брать надо, а берданку. Только деньги — кэш[22], — добавил он, — с дирекцией все устраивайте, чтоб по-хорошему было. На Лю мне наплевать, а с Киндервейзе ссориться — не подходит.

Произнеся такую непривычно длинную для него речь, он замолчал.

— Да, все будет устроено, — успокоил его Тенишевский. — Так за вами слово, г-н Кац. Решайте.

— Мне надо посоветоваться с Неволиным, — сказал пианист. — Извините на минутку… Неволин, выйдем.

Они вышли.

— Вот фрукт, — сказал Дорогов, — прогадать боится.

— Какого черта, — гудел за тонкой перегородкой бас Неволина. — Дают люди деньги, надо брать. А то промыкаешься все лето, а потом будешь жалование по пятерке выхаживать! Знаешь — тоже бывает!

— Разве я сказал «не надо»? — возражал Кац. — Только следует поступить умно. Разве ты не видишь, что им это дело нужно, как хлеб?!

— Да как же ты можешь поступить умно, когда ты дурак? — негодовал Неволин. — Проторгуешься, а потом фигу и скушаешь! Нечего, брат, соглашайся! Только чтоб деньги — кэш, вот за этим присмотреть надо крепко. Ну, пойдем, пока они не удрали.

За стеной зашлепали туфли.

— Я решил согласиться на ваше предложение, — объявил Кац, входя в комнату. — Жалование за весь срок контракта — завтра, наличными, по 50 долларов на дорогу, как вы говорили и… билеты второго класса до Шанхая.

— Господин Кац, — неожиданно спросил Тенишевский, — сколько вы получаете жалования?

— 750 мекс в месяц, — не сморгнув, ответил Кац.

Дорогов и Тенишевский засмеялись. Даже Неволин не смог удержаться от улыбки.