Земля Тиан

В Чан Дэ сделали остановку и запаслись провизией. Городок этот ничем не привлек внимания путников. Витрины магазинов тут были бедны и однообразны, старая городская стена невысока и вся облеплена строениями, а местами заставлена глиняными горшками, которыми здесь торговали. Толпы полуодетых ребятишек и взрослых досужих зевак сопровождали европейцев во время осмотра ими города и девушки, которым это, наконец, надоело, вернулись на катер. С открытого места на стене Дорогов и Тенишевский видели бескрайний простор полей и рощ, уходивших на запад. Отсюда начинались тысячемильные дебри, в глубине которых лежала таинственная «земля Тиан», куда стремились их помыслы… Они постояли на стене, Тенишевский сфотографировал рыбака, ловившего рыбу в тинистой луже диковинной снастью. Дорогов купил в городе огромный веер. Терентий вернулся на берег тоже с покупками: он приобрел кошелек для медных денег и с десяток огурцов, формой и размерами напоминавших саксофоны.

После этой остановки путешествие потянулось медленно и скучно. День следовал за днем без перемен и приключений. Даже постоянные отлучки Лю, которые приводили в такое смущение Тенишевского, стали реже. Он время от времени, правда, делал остановки и съезжал на берег, но всегда ненадолго. Валериан Платонович в конце концов перестал волноваться и даже отказался от своего намерения подкупить Вана для наблюдения за ним. Но в остальном поведение Тенишевского осталось прежним, флирт его с Тасей продолжался и Дорогов с неудовольствием заметил, что советы его пропали даром. Упрямый и своевольный, Валериан Платонович и не думал прекращать своего ухаживания, даже как будто стал подчеркивать его после того, как Павел Александрович поговорил с ним об этом.

Между друзьями вследствие такого поведения Тенишевского прошел легкий холодок. Дорогов, сильно недовольный, отошел в сторону и Валериан Платонович проводил почти все время в обществе девушек один. Он как будто нарочно, из упрямства, не хотел уступать.

Жизнь на катере текла однообразно. Простые условия, лишения в пище и мелких подробностях обихода, неизбежные в подобном путешествии, постепенно создали особый уклад жизни, не имевший ничего общего с тем, к которому все они привыкли в культурном обществе. «Опрощение» это сказалось прежде всего на костюмах. Невыносимая жара, от которой на тесном катере укрыться было некуда, постепенно свела одежду к минимуму. Пиджаки давно висели на гвоздиках, Дорогов и Тенишевский ходили в одних только легких фуфайках без рукавов. Что же касается девушек, то они уже с самого Сиан Тана пугали Терентия своими декольте, а Тася и Маруся щеголяли в купальных костюмах.

К непривычной китайской пище все тоже притерпелись. На купленных в Ханькоу керосинках варили и жарили незамысловатые блюда и вполне удовлетворялись самым примитивным меню, несмотря на то, что в нем совершенно отсутствовало мясо, за исключением свинины[37], а хлеб заменяли пресные лепешки.

Картинки путешествия, сменяя одна другую, проплывали в мозгу Дорого-ва, но ни на одной из них он не остановился. Долгий, утомительно-жаркий день давал себя чувствовать… Физическая усталость брала верх над всем его существом. За последнее время Дорогов приучил себя не думать. Гадать, проектировать? Какая польза в этом? Надо действовать, когда придет время и надо быть во всеоружии сил, когда этот момент настанет. Он нисколько не обольщал себя картинами будущего. В Гуй-Чжоу им предстояла тяжелая и опасная работа, путешествие в горы, полное случайностей, встреча и борьба с англий-скойэкспедицией. Последнее было неизбежно, так как англичане везли с юга машину, без которой произвести изыскания с необходимой точностью было невозможно. Все эти тревожные мысли Дорогов научился гнать от себя, выключать, как свет электрической лампочки, понимая, что не время подрывать свои силы бесплодными и беспокойными размышлениями. Отчасти поэтому он пасовал перед своеволием своего друга, пока тот оставался еще в известных границах, хотя в душе и относился к флирту Валериана Платоновича с Тасей резко отрицательно.

Девушки тесно разместились на крошечной треугольной площадке на носу и пели вполголоса. Четко выделялось звонкое сопрано Клавдии. Маруся вторила. Остальные повторяли припев, изображая хор.

Впереди их офицерик молодой,
Он сказал: «Напой, красавица, водой…»

Дорогов старался различить между ними голос Таси. Робкие, чуть фальшивые нотки в припеве — это, конечно, Шура. У нее плохой слух и ее обычно в хор не принимают. Но ей очень хочется петь и она, несмотря на протесты, всегда подтягивает. Густое, мягкое контральто — Маруся. Она, наоборот, очень музыкальна. Клавдия — солистка. Чистый, серебряный голосок ее царит над импровизированным хором.

«Где же Тася? Или она не принимает участия?.. Сидит, обхватив колени руками и курит, глядя на воду?..»