Земля Тиан

Г-н Лю говорил с воодушевлением, все возраставшим. Голос его постепенно терял свою обычную равнодушную интонацию, бледные щеки порозовели. Он внезапно остановился, так что Ван едва не наткнулся на него.

— Залог расцвета и благоденствия Китая, — воскликнул он, — не в гибельных новшествах, не в рабском подражании алчной и суетливой Европе, а в древней, тысячелетней мудрости, частицу которой носит в себе каждый сын китайского народа, от ученого книжника до простого крестьянского мальчика! Носите в себе и вы, уважаемый г-н Ван, сами того не подозревая. Бесстыдство нравов, неуважение к предкам, опиум, морфий, героин, откуда пришли они к нам?[47] Откуда пришли к нам эти худшие из зараз, чуждые и непонятные Китаю?.. Не безумство ли искать в породившей все это Европе путей и средств для благоденствия нашей родины? Нет, уважаемый г-н Ван, спасение Китая придет из недр его. Там (он с пафосом указал рукой на запад), в «драгоценном краю», в земле Тиан, распустит свои крылья Голубой дракон и мы все, его сыны и слуги, мечом проложим ему дорогу! Тогда наступит день, когда над Китаем вновь засияют лучи силы и благоденствия, как в славные дни могучих и мудрых Минов![48]

Он замолчал и зашагал дальше. Ван слышал его взволнованное дыхание. Из всего сказанного г-ном Лю он уразумел хорошо едва одну четверть, но упоминание о «частице мудрости», заключенной, оказывается, и в нем самом, наполнило его некоторой гордостью. Эта «частица мудрости» тотчас же настойчиво попросилась наружу и проявилась в виде замечания, по мнению Вана, весьма хитрого.

— Уважаемый г-н Лю, — сказал он важно, — я давно убедился в том, что европейцы по большей части безмозглы и их легко можно назвать не стоящим внимания безобразным веществом. Поэтому я во всем согласен с вами. Европейские новшества настолько противны мне самому, что я тотчас сниму мои неудобные английские ботинки, чтобы никогда не надевать их больше. Я даже задаю себе вопрос: следует ли везти этих бесстыдных девушек и нахальных мужчин дальше? Не лучше ли бросить их здесь и ехать в Гуй-Чжоу только нам двоим? Я охотно поступлю на службу к глубокоуважаемому Голубому дракону и буду исполнять все, что он потребует, за самое скромное вознаграждение.

Г-н Лю взглянул на него презрительно.

— Замолчите, — сказал он сухо, — вот все, что от вас требуется.

«Частица мудрости», так неудачно выглянувшая на Божий свет из глубины существа г-на Вана, встретив такой афронт, поспешно спряталась опять. Дальнейшие рассуждения он продолжал уже про себя.

«Этот человек удивляет меня все больше и больше, — думал он. — Из того, что он говорит, можно смело заключить, что он ненавидит европейцев. Но тогда зачем же он возит их за собою и никому не позволяет причинить им вред? Он мал ростом и худ, но одним ударом сумел перерубить шею здоровенному верзиле Пей Фу Каю. И для чего вот сейчас он наговорил такое множество непонятных фраз? Все это неясно, в высшей степени неясно! Одно очевидно: г-н Лю имеет какое-то влияние, которое простирается даже на разбойников. Он имеет деньги, хорошо образован. Может быть, он коммунистический агент?» Но г-н Лю так определенно выражался о «чуме коммунизма», что эта мысль самому Вану показалась вздорной. Но, может быть, это вообще какой-нибудь вредный человек? Тогда хорошо было бы донести на него властям в Джи Цзяне. Может быть, удастся даже поступить на службу в полицию… Но тотчас в памяти Вана встал обезглавленный труп Пей Фу Кая и рвение его уменьшилось. Тем не менее, он не отверг мысль о доносе окончательно, а решил на досуге обдумать.

Не обменявшись ни словом, они достигли берега.

VII

Переезд в Джи Цзян совершился в тот же день. Около полудня на катер явился сын старика Ди с пятью крепкими парнями. Они без труда сняли злополучное суденышко с мели, на своем сампане отбуксировали его через протоку, приладили бечеву и поволокли против течения. Пройдя около пяти миль, сын старика вернулся назад по приказу г-на Лю, который заплатил ему за его услугу, а остальные продолжали путь.

Павел Александрович сдержал данное Марусе обещание и не выдал Тени-шевскому ее тайну. Он сам объяснил Валериану Платоновичу, что она видела патроны, рассыпанные Ваном на столе, но не собрала их, а потому и считала себя виноватой. Маруся, смущаясь и краснея, подтвердила его слова.