Земля Тиан

Была уже половина девятого, когда солнце, выглянув, наконец, из-за угла каменной стены, пригрело Валериана Платоновича настолько чувствительно, что он проснулся. Первой его мыслью была забота о сундуке с инструментами. Даже не накинув свой пиджак, он сгреб в охапку подушку и циновку и устремился вниз. Там он застал все в порядке: Терентий не покидал своего поста и сундучок стоял на месте в полной сохранности. От Терентия же Тенишев-ский узнал, что Дорогов и девушки ушли в город. Сначала Валериан Платонович хотел отправиться вслед за ними, но потом раздумал, умылся, побрился и уселся пить чай за столом во дворике. Ван выглянул из своей каморки, увидел его и подобострастно поклонился. Тенишевский окинул его суровым взглядом и молча кивнул головою. Ван растерялся еще заметнее, тем более, что в этот момент через дворик прошел г-н Лю и пристально взглянул на него. После этого переводчик спрятался и больше не появлялся. Валериан Платонович посидел еще, закурил и перебрался в соломенное кресло. Тут он остался, на свободе предаваясь размышлениям.

Перебрав еще раз в памяти все, что он слышал от Вана и по возможности отделив некоторые подробности, казавшиеся ему чересчур уж неправдоподобными, Валериан Платонович снова рассмотрел свое положение со всех сторон. В конце концов, на все лады обсудив сам с собою создавшуюся обстановку, он разбил свои сомнения на ряд отдельных вопросов и на все подыскал удовлетворительные ответы. Первый вопрос, относительно Елены Зубовой, он решил отвергнуть вовсе. Возвращаться из-за нее в Сиан Тан не имело никакого смысла, да и для нее самой это было, очевидно, бесполезно. С момента ее похищения прошло больше месяца и Лю, конечно, имел время запрятать ее очень далеко. К тому же, при Зубовой остался ее «рыцарь» Книжников, и она, стало быть, не одна. Второй вопрос, о девушках, казался Тенишевскому более серьезным. Его по необходимости надо было рассматривать вместе с платиновым вопросом. Из всех возможных в этом отношении решений, Валериан Платонович остановился на единственном, которое, как ему казалось, можно было провести в жизнь: ехать с девушками и г-ном Лю дальше, в Гуй-Чжоу. В ближайшем пункте, где окажутся европейские миссионеры, сдать на их попечение всю труппу, предупредив, конечно, почтенных отцов о том, какой подозрительный человек Лю, а самим заниматься своим делом дальше. Третий вопрос касался самого г-на Лю. Будь Тенишевский один, он ни минуты не размышлял бы даже о нем, а расправился бы с ним, не теряя времени и поехал бы дальше. Но тут опять на сцену выплывал вопрос о девушках и это заставляло Валериана Платоновича сдерживаться. Как-никак, он платил им жалованье, ничем пока их не обидел и даже в похищении Елены участвовал только по словам Вана, который легко мог соврать и просто оклеветать его. Поэтому следовало сдержаться и ничем пока не проявлять своей неприязни к нему. Даже больше, нельзя показывать вида, что он поверил Вану хоть на копейку. Для этого Тенишевский решил, не теряя времени, через Терентия переговорить с Лю наидружелюбнейшим образом. Самого Вана Валериан Платонович постановил держать в неослабном трепете и эту меру считал для него самой подходящей. Последний пункт, а именно отношения с Тасей и Дороговым, приводил Валериана Платоновича в ярость. Ссора, которой, по его мнению, искал с ним Дорогов, случись она только, самым неблагоприятным образом отзовется на их престиже в глазах Лю. С другой стороны, он не хотел и уступать Павлу, который полез не в свое дело и пытается не только учить его хорошему поведению и нравственности и советовать, а даже, как он выразился, «заставлять».

Об этом Тенишевский решил прямо и твердо поговорить с Дороговым, когда он возвратится с прогулки, и сегодня же ликвидировать этот вопрос в корне.

Разрешив таким образом все свои сомнения и наметив программу действий, Валериан Платонович направился в свою комнату и там около часа занимался черчением на память на листке бумаги плана, который показывал им Зайковский и который Валериан Платонович время от времени освежал в памяти. Потом он сжег свою работу и принялся за починку аппарата, в котором расклеился мех.

Ван, уединившийся в своем невеселом апартаменте, также был занят размышлениями. Проснулся он в довольно хорошем настроении и даже, одеваясь, фальцетом мурлыкал песенку, но вскоре память восстановила в его сознании события ночи и от веселья его тотчас не осталось и следа. Вспоминая все, что он наговорил про Лю, Ван краснел, бледнел, снова краснел и обливался потом. Как мог он? Как смел? О чем он думал, когда язык его произносил все эти слова? Но память беспощадно рисовала перед ним грозный облик Тенишев-ского и все эти вопросы сами собою отпадали. Всплывали новые: расправа Лю… казнь Пей Фу Кая…

Ван очутился в тупике, из которого не было выхода ни вперед, ни назад.