Уж слишком буднично приходилось сидеть и ждать.
И вдруг это чувство, шквал несущихся образов, как будто клетки тела шепчут тебе: «всё будет хорошо… всё будет хорошо… всё будет хорошо…» – и радость плещет в лицо тёплой волной, скользит по коже солнцем из самых ярких твоих дней, касается твоих волос губами самой нежной девушки, что ты встреча…
– Бог? – перебил Максим. – Бог, это ты?
Но чувство ушло, оставив только пустой салон, и пресные звезды в окне, скучный космос, в котором никогда, сроду не было и не будет жизни.
Макс вынырнул.
И свистящий визг разорвал пространство в скользкие полосы. Позади грохнуло железо. Мир тошнотворно завертелся и двинул Максиму в лицо. Смерть, – ровная, серая, как бычий пузырь, смерть потеснила всё. Макс коротко хлебнул глоток давящей боли, и лишь вкус крови остался меж его зубов, утекая вслед за сознанием.
Этот вздох оказался последним.
25 мая 2005 года
На высоком парапете, когда солнце едва подкрасило вершины самых высоких башен, и тени еще не успели расчертить асфальт, Лиза сунула руку в карман, больно ткнув Максима в ребра.
– Вот, – сказала она, ворочая локтем. – Держи.
И протянула ему старый мобильник. «Сименс», давняя царапина поперек экрана.
– Зачем мне
Он ухватил мобильник двумя пальцами, думая взять его и швырнуть подальше, но Лиза отдернула руку.
– Нет, – сказала она. – И обещай мне, что он всегда будет у тебя. И всегда будет заряжен.
– Всегда? Он и года не протянет, – фыркнул Максим.
«Не говоря обо мне», – этого он не стал добавлять.
– Сколько протянет, столько и будет. Год так год. Обещаешь?
– Но чего ради?
Лиза нахмурилась, разглядывая кончик туфли.
– На всякий случай.
– Какой? На тот случай, если он позвонит?
– Да.
– Напомнить те…
– На тот случай, если он жив, – теперь Лиза смотрела прямо на Макса. – И на случай, если это – одно большое недоразумение.
– Угу, – сказал Максим. – Я понял. Твое доверие ко мне безгранично.
– Если бы я не верила, – Лиза не отводила глаз, и Максу пришлось отвернуться самому. – Я бы не сидела рядом с тобой.
– Значит, тебе нужен самообман?
– Мне нужно знать, что я сделала для него всё.
Максим вдохнул и выдохнул сквозь зубы.
– Хорошо, – он вытянул руку, не глядя. – Давай трубу. Если Дмитрий выжил, уверен, она его очень обрадует.
Лиза не ответила, но потертый «Сименс» мягко улегся в его ладонь. И еще что-то, следом.
Паспорт Димы, засаленный и блеклый, с обглоданными углами и линялым гербом.
Глава 10. Вернуться назад
19 сентября 2005 года
– В конечном итоге вы уцелели, да? – гулко спросили в коридоре.
Лысый доктор нырнул в палату как в укрытие, стаскивая на ходу пальто, бежевое, длинное и слегка дамское. С доктором в комнату ворвался запах горелых листьев, осколки колючего холода, – и мне до боли захотелось оказаться на улице.
Где его носило третий день? Я исписал пачку бумаги, попросил у санитара еще, но больше не принесли. Только забрали эти. Где их теперь искать – неизвестно. Скорее всего уже нигде.
– Они у меня, – признался лысый доктор, оглушительно падая на сетку кровати.
Он раскрыл тонкий портфель и вернул мне стопку истрепанных слипшихся листов.
– Читал под кофе, по темени. Простите, днем недосуг.
Где он пропадал, можно узнать? В больнице становится опасно. Меня здесь ненавидят. Я жду со дня на день укола серой. Или чем-то с окончанием «зепам». Мне показывали, во что превращаются люди после этого.
Доктор сложил руки перед собой, будто сжимая невидимый глобус.
– Вы скажите мне следующее, – потребовал он. – Меня направляют инспектировать некое отделение. Да и клинику в целом, не важно. Приехали, видим антисанитарию, упадок, мор и глад. Хорошо. Допустим. Подумаешь. Бывает и хуже.
Невидимый глобус раскололся на два полушария.
– Итак, в ответ на характеристику от меня требуют бюджет. Запросто. Даем бюджет. Оптимизируем. Вот это, например, отделение, – лысый доктор кивнул по сторонам. – Как думаете, сколько человек здесь было вылечено?
При мне – нисколько.
– Не только при вас. А
И он решил закрыть сексопатологию. С ее наркологией.
– Это решать не мне, – инспектор стукнул пальцем о свою гладкую макушку. – Это решат там.
И указал куда-то за окно.
– Я могу лишь рекомендовать, – он заворочался, скрипя кроватью и шурша бумагами. – Сократить затраты в этом направлении… социопаты, наркоманы… кто здесь им поможет, им нужны близкие, семья. Меня же беспокоят… беспокоят люди на вашем, как его, «буйняке», допустим. Или пациенты других отделений. Шизофрения, олигофрения, серьезные случаи. Такие, кому нужен профессиональный уход, кто сам не выживет. Касательно же остальных – моя задача, как медика – лишь убедиться, что в другом месте им будет лучше.
Касательно остальных?
– Таких, как вы, – и он впервые уставился прямо мне в лицо, зафиксировал меня цепкими колючими глазами. – Ну что? Будем убеждаться?
Что ему нужно?