Земля в огне

Особенно отличился в этом бою танковый экипаж лейтенанта В. П. Макарова. Находчивые танкисты в поисках маскирующей зоны совершили обходный маневр и, прикрываясь густыми зарослями кустарника, подошли на рассвете к Солотвину с севера. Здесь они наткнулись на оборонительные сооружения врага. Широкий противотанковый ров смыкался с густым лесом, уходящим за горизонт. Слева от села Кодня был выставлен крепкий противотанковый заслон. Казалось, что пробиться невозможно. Но взревел мотор — и танк, окутанный снежным вихрем, влетел на окраину Солотвина. Экипаж вел неравный бой. Разрывы вражеских снарядов становились все чаще, их огненно-рыжие султаны дыбились все ближе и ближе, а дерзкая тридцатьчетверка упорно продвигалась вперед. Преодолев противотанковые препятствия и искусно маневрируя в зоне артиллерийского огня, танкисты завязали бой в расположении врага. Боевая машина проутюжила колонну автомашин, подожгла склад с горючим и продолжала сеять панику среди гитлеровцев.

Экипаж Макарова вел огневой бой даже тогда, когда танк был подбит. Превратив его в неподвижную крепость, мужественные танкисты сопротивлялись до конца, до последнего снаряда. И лишь когда над истерзанной, с зияющими пробоинами машиной взвилось пламя, смельчаки решили пробиться к своим. Пятеро советских танкистов против шестидесяти гитлеровцев. Пробиться значит принять бой. В ход было пущено все, что осталось: лимонки и автоматы. Лейтенант Макаров снятым с танка пулеметом прикрывал отход товарищей. Но слишком не равны были силы…

Жители Солотвина, ставшие свидетелями этого боя, обнаружили за селом около двух десятков трупов фашистов, а в полсотне шагов от краснозвездного танка — четверых убитых советских танкистов и, совсем рядом с тридцатьчетверкой, еще одного, с двумя звездочками на погонах. Это был Вениамин Петрович Макаров. Ему было 22 года. До войны он учился в Куйбышеве, мечтал стать инженером. Потом Ульяновское танковое училище, действующая армия. Вдогонку на фронт летели материнские слова: «Ушел на фронт отец, может, свидитесь». Сын не свиделся: не успел… И только через 23 года его матери Павлине Леонтьевне удалось узнать о месте захоронения Вениамина, память о котором ныне бережно хранят жители Солотвина. «Мы нашли могилу Вашего сына… — писали они Павлине Леонтьевне. — У нас в Солотвине его именем назван пионерский отряд, его имя высечено на граните памятника на братской могиле, а портрет, написанный с фотографии на комсомольском билете, висит в местном музее».

Павлина Леонтьевна Макарова приняла приглашение солотвинцев и летом 1966 года побывала на могиле сына и его боевых друзей. Материнское спасибо и земной поклон передала она солотвинцам, встретившим ее как родную. Подобно сотням и сотням тысяч других героев, сын ее прожил короткую жизнь и, как они, завоевал право на бессмертие.

Вспоминается и один эпизод далеко не героический, а, как говорят, обычный, житейский, который, на мой взгляд, достаточно наглядно характеризует психологию местного жителя прифронтовой полосы, долгое время находившегося на временно оккупированной территории.

Это было в ночь перед атакой на Солотвин на окраине села Кодня, где находился командный пункт бригады. Время было позднее, все текущие вопросы предстоящего боя как будто решены. Выдалась свободная минута, и можно было выпить чашку чая. На столе появились наши скромные фронтовые припасы: тушенка, хлеб, сахар и сало.

На пороге дома показался бородач. Отряхнув запорошенную снегом шапку, он промолвил: «Дiнь добрий, товарщу офiцер, чi, мабуть, полковнiк» — и принял мое приглашение к столу. Это был еще довольно-таки крепкий старик. Не снимая своей шубы, он молча и сосредоточенно пил чай — чашку за чашкой. По всему было видно, что в этом доме давно не шумел самовар.

— Вы бы, дедусь, сняли шубу-то, — предложил я, видя, как старик обливается потом и неловко тянется за сахаром.

Дед не спеша поставил блюдце на край стола, посмотрел на меня пристально, как показалось немного недоверчиво, и спросил, перемешивая украинские слова с русскими:

— А вы с войском-то надолго сюда пришли, чi, мабуть, не залишiтесь?

И когда я успокоил деда, сказав ему, что отныне Красная Армия погнала фашистские войска на запад бесповоротно, мой собеседник облегченно вздохнул, сказав: «Вот за це щiро дякую», — и расстегнул свой кожух. А потом оказалось, что под кожухом еще был кожух и еще что-то. Дед был похож на капустный кочан — одну за другой снимал он с себя одежки. Старик заявил, что при нем был весь его гардероб: «Тiкал от гадюк проклятых».

После того как дед (к сожалению, не помню его фамилии) разделся, он встал на деревянную лавку, достал со стены небольшое, старинное, в деревянной рамке зеркало. Не спеша отвинтил шурупы, отделил защитную доску с тыльной стороны, вынул оттуда вчетверо сложенную газету. Когда он развернул ее, мы увидели портрет И. В. Сталина — фотографию середины тридцатых годов.

— Колi так, то теперь нашего Верховного Главнокомандующего можно не ховать. Нехай дивiтся в червоном углу, — сказал дед и повесил портрет на видное место.