Земля зеленая

Сам начальник с семьей жил на казенной квартире, в верхнем этаже станционного здания. Анна знала, что с начальником ей не придется иметь дела, — буфетами обоих классов и уборной вокзала заведывала важная особа по фамилии Буш, прейлен далеко не первой молодости.

Подходя к темно-желтому, обсаженному диким виноградом зданию вокзала, Анна чувствовала дрожь в сердце. Наверху из окна квартиры высунулась служанка станционного властелина и вытряхнула смятую белоснежную простыню из тонкого полотна. По пустому перрону бегала рыжая лохматая охотничья собака, подбежав к Анне, начала назойливо обнюхивать. Анна даже отогнать не посмела. Нижние окна станции открыты. В одном из них она увидела младшего сына Григула. Он сидел за стучащим аппаратом, одна рука — на медном колесе, в другой скользила тоненькая полоска бумаги. У второго аппарата сидел помощник начальника станции, молодой человек, русский, и, склонив голову в красной фуражке, быстро писал. Дальше, в передней комнате, топтались человек пять младших служащих станции, они сразу вытянули шеи и с любопытством посмотрели на проходившую.

С трепетом открыла Анна дверь в буфет первого класса. Навстречу ей хлынул запах кофе — дуновение жизни знатных господ.

Прейлен Буш подняла над вязаньем свои черные строгие глаза.

В два дня Анна вполне освоилась со всеми своими обязанностями — самой прейлен Буш некогда заниматься такими простыми делами, Анне все показала Мильда Скуя. По утрам, в шесть, надо вымыть полы, потом всюду вытереть пыль, даже в служебном помещении с аппаратов младшего Григула. Так как мыли тряпкой, намотанной на щетку, на коленях ползать не приходилось. К тому же пол из плиток гладкий, как стекло, — для Анны такая работа — сущие пустяки. Только в третьем классе у кассовых окошек приходилось морщиться. Там всегда наплевано. Вывешенные на стенах объявления о соблюдении чистоты ничуть не помогали, если кто и умел читать по-русски — внимания на них не обращал. Изредка проходил жандарм и для острастки покрикивал на сплавщиков, лесорубов и латгальских землекопов, которые со своими инструментами жались по углам, боясь, как бы их не выгнали на улицу.

После обеденных и вечерних поездов помещение еще раз нужно было вымести, потом натаскать на кухню дров и воды — вот и все обязанности. Во время перерывов Анна могла даже сбегать на целый час домой. Люди здесь оказались хорошие, непридирчивые, частной жизнью уборщицы не интересовались, одно только заметили, что уже на третьи сутки на станции стало необычайно чисто и опрятно. Носильщики помогали ей передвигать тяжелые дубовые столы, помощник начальника станции звал ее Анютой, один только телеграфист, брат Яна Григула, будто хмурился, взглядывал исподлобья и никогда не говорил ни слова. Станционные служители объяснили Анне, что все телеграфисты, постоянно стуча на аппарате, со временем как бы трогаются в уме.

Прейлен Буш тоже оказалась не такая уж строгая, как можно было судить по ее внешнему виду. Конечно, и ей приятно, если помещение всегда убрано и рядом с бумажными розами красуются свежие букеты полевых цветов — даже синеватые метелки Анна умела так подобрать, что они радовали глаз. Остатки вчерашних закусок и прочей снеди сортировали по утрам. Немного зачерствевшие бутерброды и пирожки Мильда Скуя сдавала в буфет третьего класса, там до вечера пассажиры проглатывали все без разбора. То, что не годилось даже для третьего класса, отдавалось Анне. Мильда иной раз подсовывала ей и довольно свежий ломоть хлеба.

Марта теперь ела только белый хлеб, — зубки у нее уже прорезывались, бегала бойко и старательно училась говорить. Анна удивлялась, как может девочка за день съесть все, что ей оставлялось утром, а вечером требовать еще. Хорошо, что Звирбулиене постоянно сидела дома и присматривала за ребенком, иначе пришлось бы жить в вечном страхе, как бы не вышла на большак или не сползла бы вниз к Дивае, полной воды благодаря дождливому лету. Потом Анна стала замечать, что девочка, получив что-нибудь от матери, осматривалась, где ее нянька, и бежала искать: «Тетя, тетя!..» Анна поняла, что Марта кормит свою «няню», хотя полагалось бы наоборот. Несколько раз заставала и Августа, жадно жевавшего что-то. Увидев Анну, он моментально прятал еду — это не была картошка или хвост селедки, которые они оба ели утром и вечером.