Корабль заглушил двигатель и открыл один люк для Тхорна. Войдя в отделение для пассажиров, он сразу заметил эс-Шетте: тот вскочил на ноги и сверкал враждебным взглядом:
— Ты не вправе меня сканировать. Ты не вправе меня касаться! У меня гражданский статус… у меня гра…
В полной тишине Тхорн пересёк помещение и, поймав затравленный взгляд Скертиса, стремительным рывком увёл его. А потом схватил безвольное тело под мышки и выволок с шаттла, не обращая никакого внимания на переглядывающихся людей. Дейке, догнавший его у дверей шаттла, помог стащить эс-Шетте с корабля на землю, после чего капитану велели взлетать, не дожидаясь пассажира.
— Ну что? Ну что? — нетерпеливо осведомлялся Дейке каждую секунду, пока Тхорн сканировал эс-Шетте.
— Не мешай. Я делаю из него фарш для дьямы. Останется только добавить сахара. Чудесный десерт на любой вкус.
— Тхорн, — побледнел капитан, дотрагиваясь до рукава друга, придерживая руками эс-Шетте, который на глазах бледнел и потел — это говорило о том, что в уводе с ним ничего приятного не происходило. — Тхорн. Это пытки в уводе. Ты больше не его командир, а он в гражданском. Тебя накажут.
— Он похитил мою жену.
— Тхорн, остановись прямо сейчас, — резко сказал Дейке, чуть повысив голос. — Отпусти его из увода! Живо!
— С удовольствием, — прорычал Тхорн, и глаза Скертиса в тот же миг стали осмысленными, а из груди вырвался отчаянный вопль.
Дейке эс-Хэште всегда считал себя человеком с быстрой реакцией — ведь на войне это вопрос жизни и смерти, а он всё-таки капитан, и не за красивые глаза им стал. Но всё же он не смог обогнать кулак Тхорна, врезавшийся в челюсть Скертиса теперь уже в реальности, и с такой силой, что сбил его с ног. Тяжело рухнув на землю, бывший военный в гражданской одежде ударился головой и потерял сознание. Впрочем, весьма вероятно, что он расстался с реальностью ещё в тот момент, когда получил удар.
Тяжело вздохнув, капитан бросил крайне неодобрительный взгляд на своего командира, но в ответ Тхорн лишь снял эмоциональный блок, демонстрируя зашкаливающую степень удовлетворения и самодовольства, наряду с отсутствием каких-либо признаков раскаяния. И Дейке воздержался от слов, лишь покачав головой.
Через полчаса, когда на улице окончательно рассвело, эс-Шетте уже находился в госпитале под наблюдением врачей с диагнозами: перелом челюсти, сотрясение мозга, а также средней тяжести психотравма — в последней, в отличие от первых двух, был виноват не Тхорн.
— Он вышел от меня здоровым тогда, я специально диагностировал напоследок. Я вышвыривал его с корабля изрядно избитым, но не травмированным психически, — было первое, что сказал Тхорн, когда врач поставил диагноз. Эс-Шетте, пристёгнутый к кровати наручниками, подвывал и пытался что-то промычать врачу, но сломанная челюсть его не слушалась, и его глаза, сосредоточенные лишь на своём личном враге, наполнились ужасом и ненавистью.
Дейке кивнул, отворачиваясь, чтобы не смотреть на этого жалкого человека:
— Я знаю. Ты бы так не поступил.
Проинструктировав врача на предмет того, что Скертис находится под арестом за серьёзное преступление и потому отпускать его не следует, они покинули палату и, не спеша, побрели к «Чёрной звезде». Торопиться было определенно некуда. Сканирование восстановило почти все события, но только вытащить Асхелеку всё равно они сейчас не могли.
— Ты настоящий друг. Только настоящий друг может сказать «ты бы так не поступил» после того, как на его глазах совершено опасное преступление, — без какого-либо выражения в голосе констатировал Тхорн, пока они шли.
Капитан поднял голову, с тревогой реагируя на эти слова. Настроение Тхорна было настолько скверным, что эта попытка шутить больше напугала его и ни капли не рассмешила. У него зарождалось серьёзное подозрение, что командир вот-вот совершит на его глазах нечто ещё более безумное, чем незаконное избиение гражданского, пусть и преступника. Хотя безумнее уже вроде и некуда.
— Может, ты расскажешь мне, что было на скане Скертиса? — негромко напомнил Дейке. Но Тхорн, казалось, даже не услышал его.
— Какого ж рожна у него крыша-то съехала, — задумчиво пробурчал он себе под нос, потирая свой кулак.
Асхелека.
Самое главное она поняла к вечеру, хотя это должно было быть очевидным с самого начала. Но её сознание оказалось таким зашоренным, что даже предположить такое оно отказывалось.
Но вечером, когда сели ужинать, шаггитеррианка прямо посмотрела на неё — ей, видимо, просто надоела эта игра. И тогда в неё проникли эмоции женщины — нетерпение, любопытство и ещё что-то непонятное, смешанное в клубок.