Землянка для дракона

Пряжка ремня звякнула за спиной и заставила вздрогнуть. Она ждала звук открывающей молнии, но не дождалась, лишь почувствовала, что ягодицам стало холодно: он задрал юбку. Когда горячая ладонь легла на спину и крепко прижала, Корра даже не успела сообразить, какого чёрта он делает. Понимание пришло вместе с огненным поцелуем кожаного ремня, впившегося в обе ягодицы сразу.

— А-а-а!

Она заорала так, что сама едва не оглохла. От неожиданности, от шокирующе сильной боли, от изумления. Крик, даже такой громкий, его нисколько не впечатлил. Сразу за первым ударом последовал второй. Третий. Четвертый. Оказалось, что она даже не представляла, как может быть больно просто от ударов ремня — а думала, это легко представить. От невыносимой боли Корра забыла о страхе и начала сопротивляться, но Сачч прижал её сильнее левой рукой, удерживая без особого напряжения.

Казалось, он вообще не сдерживал силу удара — лупил со всего размаха, тяжело дыша за спиной.

— Сачч! Сааачч!

Он остановился на двенадцатом ударе. Корра без сил рухнула на стол, сотрясаясь от рыданий. Под щекой кололись какие-то обрывки бумаги для записей, на пол упала ручка. Она кусала губы, пережидая агонию на поверхности кожи — ощущения теперь были такими, словно её задницу облили ракетным топливом и подожгли.

Но долго рыдать на своём столе он не позволил — бесцеремонно поднял за шкирку, всё ещё плачущую, и едва ли не пинком вышвырнул из своего кабинета.

— Вон из Тёмного дома. Раньше завтрашнего дня даже не думай объявляться, — велел ледяной голос вслед, и дверь закрылась.

* * *

До вечера Корра мучилась от тянущей и пульсирующей боли, постоянно покрывая ягодицы бесконечными слоями крема против ушибов и заживляющей мази — местами кожа была травмирована до крови. Садист. Подонок. Упырь. Она всё выискивала и не могла подобрать подходящего для него эпитета — казалось, если найдёт нужное слово, станет немного легче. Но физическая боль когда-нибудь пройдёт, а вот что делать с обжигающим стыдом?

Ругая его, на чём свет стоит, она всё же не могла в глубине души не признать: он обошёлся с ней не так жёстко. При желании мог бы и секса потребовать — она бы согласилась. Он мог бы шантажировать её месяцами. Отомстить любым способом.

Но он не стал. Потому ли, что не хотел этого, или по доброте душевной? Хотя, о чём это она, какой доброты можно ожидать от этого октианца? Это она вряд ли когда-нибудь узнает.

Следующее утро началось для неё с такой боли, словно её били всю ночь, причём ногами. Каждый шаг, каждое движение причиняли боль, болезненно ощущалось даже прикосновение одежды к телу. Сесть было нереально: ягодицы и бёдра превратились в сплошной синяк. Но Корре пришлось срочно собираться на работу, в Тёмный дом. Пресс-релиз о срочной встрече советников был разослан рано утром всем журналистам — явка обязательна.

Стараясь ни о чём не думать, Корра доехала на автопилоте, но на подходе почувствовала сильную слабость. А в голове взорвались сразу несколько возможных вариантов развития событий, как киноплёнка перед глазами. Вот она подходит к пропускному пункту. Ей сообщают, что пропуск аннулирован, и надевают наручники. Или она всё-таки проходит сквозь пропускной пункт, но сразу за ним к ней подходят, чтобы арестовать.

Или же она дойдёт до зала заседаний, чтобы Сачч сам взял её под локоть, отвёл в сторону и передал в руки полиции. Полиция, разумеется, уже будет наготове где-то там же, рядом.

Трясущимися руками Корра предъявила документы на пропускном пункте… и ничего не произошло. Дежурные пропустили её внутрь. На третьем этаже перед залом заседаний её коллеги пили чай. Как обычно. Сачч подпирал косяк двери в самой невозмутимой позе, со сложенными на груди руками. Корра поймала его мягкую, почти нежную улыбку и не поверила своим глазам: он улыбался как обычно, беззастенчиво и откровенно флиртуя. Словно ничего, ровным счётом ничего не происходило. Дёрнув головой, она отвела взгляд, и боль, которая всё это время не ощущалась от страха, вдруг вернулась, словно кто-то перевёл тумблер боли в положение «включено» внутри её тела.

На глазах даже выступили слёзы. Большинство коллег сидели в креслах, но Корра ясно осознавала, что ей даже помышлять об этом не стоило. Взгляд Сачча прожигал затылок. Только ради того, чтобы не показать ему страха и боли, она затолкала в себя кусок хлеба с сыром и запила половинкой чашки чая, чудом умудрившись при этом не подавиться.

Когда журналистов попросили освободить зал, она пережила состояние, близкое к отчаянию. В самом начале мероприятия Корре пришлось сесть, поскольку сели все. Она знала, что будет больно, поэтому долго колебалась, в результате оказавшись в глубине зала, на самом неудобном месте. И теперь ей предстояло пройти сквозь целый узкий ряд стульев, почти упирающихся в спинки стульев другого ряда. Сделать это, когда у тебя ничего не болит, совсем не трудно. Другое дело, когда каждая клеточка горит, воет и молит о пощаде.