Земная оболочка

Роб толком не видел ее за сетчатой дверью. — То, что видишь, — сказал он, — свои останки.

— В тело вы входите, — сказала она. — Неужели ничего спиртного у вас с собой нет? — Она скользнула лучом фонарика по его карманам.

— Ни капли. Я всегда знал, что это по твоей части.

Она задумалась. Кивка ее Роб не мог увидеть, но тем не менее она кивнула. — Это денег будет стоить.

— А что у тебя есть?

— Да так, бурда, — ответила Грейси.

— Сколько?

— С пол-литра наберется.

Роб усмехнулся. — Маловато.

Грейси снова осветила его лицо. — Может, и так, — сказала она.

— Твоя родственница дома?

— Она до утра на работе. Ходит за одной белой старухой.

— И ты совсем одна?

— А я люблю одна быть, — ответила она. Сделала движение то ли отвернуться, то ли уйти (он своим приездом вырвал ее из объятий крепчайшего сна, который сейчас звал ее обратно).

Но она была нужна ему. — У меня для тебя немного денег есть, садись — поговорим.

Грейси насторожилась. — От кого? Вы уж не для Грейнджера ли стараетесь?

— Вовсе нет. У вас свои дела. Деньги от моего отца: он просил меня передать тебе при встрече, чтобы ты добром его поминала.

Грейси спросила: — Сколько?

— Пять долларов.

Она снова повернулась к двери, приоткрыла ее и просунула в щель руку. — Вот на эту сумму и помяну.

Роб отступил назад, под свет уличного фонаря, достал бумажник и стал искать пятидолларовую бумажку (ему казалось, что все, что ему нужно, это поговорить с ней о прошлом, задать несколько вопросов. Но она уличила его во лжи; сейчас он даст ей денег и уйдет). Видно было плохо. — Посвети-ка мне.

Грейси откинула дверной крючок и приблизила к Робу луч фонарика. Движения ее были быстры и уверенны, и, когда она приблизилась, он ощутил ее замедленное дыхание, влажное, теплое, но свежее; было ясно, что она не пила по меньшей мере несколько часов. Стояла она молча, направляя свет на тощую пачку денег.

Наконец он нашел пять долларов, вытянул их из пачки и стал складывать. — Может, присядем на минутку? — на веранде стояли две качалки и висели качели.

Грейси погасила фонарик. — О чем это вы собрались со мной говорить? Не до разговоров мне вовсе.

Роб сказал: — Да ни о чем особенном. Хотел рассказать тебе наши новости. Полли говорит, ты интересовалась. И твои новости услышать.

Она подумала: — А кому вы передадите то, что я вам скажу?

Он не понял.

— Вот я сяду тут с вами и стану рассказывать все о себе, а вы кому все это доложите?

— Ты мне скажи, кому не говорить, и я не буду, — сказал он.

— Грейнджеру Уолтерсу, — сказала она. — Ему ничего не говорите; не надо, чтоб он знал. Она направилась к дальней качалке и, вздыхая, уселась.

Роб сел в другую качалку. Деньги он по-прежнему комкал в правой руке, она про них, по-видимому, и думать забыла. Они сидели так довольно долго. Роб покачиваясь, Грейси неподвижно. Днем было не слишком жарко, а вечером стало и вовсе прохладно, и ветер, внезапно подувший справа, неприятно холодил.

Ветер подстегнул Грейси. — Нового у меня ничего, — сказала она. — Ничего такого, чего бы вы не знали, что бы для вас было неожиданностью: меняла работу за работой, веселилась, а теперь вот больше хандрю. Пила для здоровья. Но и про это вы знаете. — Она замолчала и стала смотреть на его машину, не задавая вопросов и не поворачиваясь.

Теперь он вглядывался в нее, пытаясь обнаружить изменения к худшему, о которых говорил Уильям, но смог различить смутно только линию профиля и шеи. В общем, все это вполне соответствовало его воспоминаниям девятнадцатилетней давности — Грейси молчаливая; сумрачная на его свадьбе; веселая помощница Рейчел — их первый год в Ричмонде; а затем нерадивая, озлобленная пьянчужка, которую они с Грейнджером вечно разыскивали, пока она не исчезла окончательно. Все это он видел в ней сейчас — во всяком случае, при этом освещении. Впервые он понял, зачем пришел сюда (вовсе не за виски и не за тем, что могло предоставить ему ее тело). Он спросил: — Грейси, в чем было дело?

— Какое дело?

— Почему ты уехала от нас, почему убежала так далеко и измотала себя вконец? Может, я обидел тебя? Или Рейчел?

— Вовсе я не убегала, — ответила она. — И никто меня не спугнул.

— И тем не менее ты уехала.

— Уезжала и приезжала. Не раз.

— Но почему? Из-за нас?

Она долго не отвечала, и он решил в конце концов, что молчит она в знак протеста, или просто заснула, или не хочет обижать напоследок. Но Грейси подняла вдруг левую руку, хлопнула по ручке качалки и объявила: — Просто мне так хотелось. Вот и все! — Снова замолчала, потом негромко, как-то по-птичьи, хихикнула.

Роб спросил: — И до сих пор хочется?

Она ответила без колебаний: — А как же.

— Значит, нас ты не винишь?

— Этого я не говорила, — и прибавила, подумав: — Вас-то нет.

— А Грейнджер чем тебе не угодил?

И снова она не колебалась: ответ был готов дивно, только до сих пор вопроса ей никто не задал: — Белой крови мне недоставало.

— Это как понимать?