Земное притяжение

Услышав шаги за спиной, она быстро обернулась, всплеснула руками.

— Ай-яй! Куда так вырядилась, деточка!

На Жужелке было белое платье в оборках, то самое, которое надевала, когда шла первый раз с Лешкой в гости к Лабоданову.

— Да ты сядь же.

— Спасибо, бабушка, я не могу. Совершенно некогда. Честное слово. Я вас очень прошу: если придет Леша — может, он заглянет домой, — отдайте ему этот пакетик. — Она мучительно покраснела. — Тут деньги. Я вас очень прошу. Может, ему понадобятся.

Старуха Кечеджи как-то сразу стихла, озабоченная.

— Куда же ты сама идешь?

— Я скоро приду. Я в гости иду к одному товарищу. Я вас очень прошу, может, он придет.

Надо было быстрее уходить, пока мама не застукала ее в этом белом платье, сшитом для выпускного вечера.

На углу, неподалеку от дома, где жил Лабоданов, Жужелка и девушка простились.

— Ну, я пошла. Мне в порт, на работу. — Она ведь работает кассиром. — А насчет завтра — ни пуха ни пера тебе.

Она пошла, плавно скользя, точно раздвигая воздух. Жужелка старательно оправила платье. Вот здесь, кажется, — в эту самую подворотню они с Лешкой свернули тогда.

— Она вышла во двор. На втором этаже, там, где наружная лестница образует площадку, стоял Лабоданов. Ждал.

Жужелка взялась за перила. С каждой ступенькой отчаянней колотилось сердце.

— Ты ничего не знаешь о Лешке? Что с ним? — запыхавшись, спросила она, не поднимая головы: после того, что произошло вчера в парке, у нее не хватало духу взглянуть ему в лицо.

Молчание. Он вдруг порывисто приблизился к ней.

— Ты молодец! Молодец, что пришла.

Он сжал ее руки у плеч. Жужелка оцепенела. Глянула через перила: маленькая яблонька под ними, и человек, коловший полено, — все опрокинулось, летит куда-то к черту.

Лабоданов толкнул дверь, они прошли через кухню в знакомую Жужелке комнату.

— Провинциальная идиллия! — громко сказал Лабоданов.

Сквозь туман, застилавший от волнения глаза, Жужелка увидела на стене в большой общей раме два портрета, — должно быть, родителей Лабоданова в молодости. Лабоданов потянул ее за руку, они очутились в закутке, отделенном от основной комнаты дощатой перегородкой. В прошлый раз она и не заметила, что тут вообще что-то есть. Жужелка сразу, точно глаза протерла, огляделась: кроме кушетки старый потрепанный кухонный стол, самодельная некрашеная полка, на ней немного книг. Зеркало на стене.

— Тут я помещаюсь, — громко сказал Лабоданов. — То, что я хотел бы иметь, я не имею, а то, что имею, не устраивает меня.

Предпочитаю так: как голый человек на голой земле.

Это было так необычно, неожиданно. Но его громкий голос, произносящий посторонние слова, не имеющие отношения к тому, что пережила она только сейчас, в первые минуты их встречи, развеивал волнение. Успокаиваясь, она сказала себе: «Он — необыкновенный»-и вспомнила: Лешка тоже так говорил.

— Родители знать ничего не хотят. Им хоть деньги отвали — не поможет. Они ведь не чувствуют убогости своего жилья. Шифоньер — предел их мечтаний. Никаких запросов у них. Неандертальцы, честное слово.

Она вдруг почувствовала: он старается быть убедительным, ему не безразлично, какое впечатление он и даже квартира, где он живет, производят на нее. Смутившись, она поспешно кивнула, показывая, что все поняла, во всем с ним согласна.

— Ты садись.

Сам он сел на стол, сдвинув лежавшие на нем гантели. Жужелка расправила платье, стараясь не слишком помять его, села на кушетку, упиравшуюся в бок стола, и еще раз огляделась.

Лабоданов нагнулся к ней, и его голое плечо-он был без рубашки, в красной майке-коснулось Жужелки.

— Ну, что будем делать?

Он был осторожен с ней и не так уверен в себе, как раньше, и это тронуло Жужелку. Может быть, она что-то не так поняла там, в парке.

— Я хотела узнать о Лешке. Куда он мог деться?

— Для этого, значит, ты явилась?

— Ну да.

Лабоданов взглянул на ручные часы.

— Сейчас уже все. Он уже давно в милиции.

Он закурил. Жужелка напряженно украдкой следила за ним, ждала; он немного покурит и добавит что-то еще о Лешке, и все будет не так безнадежно и окончательно.

— Ему мозги сильно вправлять надо.

— Это конечно.

— Хватит ли у него духу. Тут надо твердо держаться…

— Ну, духу у него хватит.

— Главное, чтоб он никого не впутывал. А то ему несдобровать, хотя б сам он отвертелся, цел остался. Может, тебе придется ему это разъяснить. Ты ведь на него влияние имеешь?

Главное, чтоб ни на кого не валил, не впутывал.

— Этого он никогда не сделает! — надменно сказала Жужелка. — Что бы ему ни грозило!

— Тогда — порядок. Если с умом будет вести себя — ничего с ним не случится. Тут надо на своем стоять во что бы то ни стало, тогда никак не подкопаются…

Жужелке вдруг стало ясно, что с Лешкой непременно «случится», он не отвертится, не сможет или не станет этого делать.

Она молча вздохнула. Лабоданов докурил и пересел к ней на кушетку. Мелькнули совсем близко его пронзительно голубые глаза, он обнял Жужелку за плечи и с силой притянул к себе.

— Клеопатра! — зашептал он, касаясь губами ее уха.

В смятении Жужелка ждала, что будет. Ей казалось, после того как он поцеловал ее в парке, они навсегда теперь связаны.